– О, упаси Боже! – сказала Катя, будто б я спросил: «ты тоже Пупкина?». – Я, слава Богу, еще Ведеева. «Матвеева» осталась у Ларисы от первого брака. Ее девичья фамилия – Павлова.
– А давно Лариса с Ляндинисом? – спросил я и добавил:
– Если это не слишком лично.
– Не слишком. Как только она устроилась в школу учителем. Год примерно. Он, Лев, уже делал ей предложение, но она пока решила повременить. Ей с первыми двумя не повезло, ее можно понять. Не знаю, что там был за белорусский сириец, но Ваня мой точно не подарок.
– Я это к чему спрашиваю, – решил пояснить я. – Дело в том, что с Линдянисом я никаких особых отношений не имел. Когда я учился, он и директором-то не был, и, по-моему, вообще работал не в школе. А вот сына его, царствие ему Небесное, я знал лучше. Мы с ним учились в одно время и, надо сказать, не ладили – по-детски не ладили, ничего серьезного. И вот, его сына убивают, и он дает мне задание написать стих. Ты же видела вчера, что это всех нас удивило. Узнать, что я пишу, он мог от Стайничека, да – но ни я же один в Брянске пишу. Он мог поручить стихотворчество кому-нибудь еще. А поручил мне. Мне вот это непонятно.
Я соврал – мне было, может, не до конца, но понятно. Я думаю, что Линдянис просто хотел увидеть меня, потому что не исключал, что именно я убил его сына. А стихи – лишь предлог, умело высосанный из пальца. Я говорил про свое неведение Кате, чтобы побудить ее на активный диалог, чтобы собрать как можно больше сведений о Ляндинисе, но раз она, с ее слов, не так много о нем знает, то собрать хотя бы сведения о Ларисе или о прочих, кто знает Линдяниса и через которых я смогу подобраться к самому Ляндинису поближе.
Чем дольше я находился рядом с Катей, тем более ее мираж становился плотнее, превращался в человека, с его пороками и слабостями, но я старался держать ее неразгаданной до самого конца. На ее высоком теле я ободком оставил очарование миража. Я помню, что хотел ее полностью познать, то есть убить в ней загадку, а так, получается, что я не лишил загадку полностью воздуха, а оставил ей в темной пещере один маленький зазор. И если загадка не задохнется, то все будет хорошо.
Я предложил Кате посидеть в гараже. Она вошла и села в мое кресло, как если бы была здесь не второй раз, а двадцать второй. Я соотносил ее со своей синей музыкальной женщиной – у Кати точно есть шанс оказаться ею. Но пока она не делала для этого ничего решительного. Она, что тоже немаловажно, рассказывала мне предысторию своего первого появления в гараже. Я соединю ее разрозненный монолог в один целый и для удобства вашего восприятия уберу ненужные нюансы, вроде обсуждения мартовской погоды или «рабочего вида» моей одетой не по погоде кожаной куртки.