Сколько длится тишина на Сатурне. (сны, записанные под утро) - страница 4

Среди прочего узнаю прекрасное из европейского 14 века:

Bzou – это человек, которым овладели извращенные желания и он превратился в животное. Имеет человеческое тело, и клыки. У него глаза человека, выражающие невыразимое вожделение. А вот уши вытянутые и острые. Говорит прекрасным человеческим голосом. У него очень сильная воздействующая сила, поэтому все ему верят.

и ставни дома, вымерзших за лето окон, роняли стёкла в пропасть подворотен. Я выходил к тебе из полутьмы, из снов, из скрипов вымощенных охрой тротуаров, из шума опадающей листвы, такой, что пёстрыми плевками случайно замирала от глухой тоски.

По небу венами ползли кривые вязы, захлёбываясь откровенной наготой, и солнце таяло, впиваясь на прощанье, ослепшим полукругом, в горизонт. Я вниз летел, теряя память, и разливался лужами солёных вод, и обнимал тот дом, где ты жила на стыке всех времён, на улице, которой больше нет на картах.

Я выходил к тебе из полутьмы, разорваны границы всех империй, и в целом мире больше ни души, есть только скрип приклеенной к стене зелёной двери, и лестница, ведущая наверх, к твоей пропахшей табаком квартире, и та – обрывком каменным теперь являет пустоту, дыру с осиротевшими корнями вязов.

Маленькое черное. Или футляр. Пошла в специальное место. За платьем. Нашла идеальное, самое (мама, не читай) уёбищное из всех, которые когда-либо видело человечество. Вязаное, неопределенной длинны, рукава – разочаровательные, но с вышивкой-аппликацией по подолу. Грибы, домики, растения и прочая муть, что особенно нравится шизоидным девочкам. Оно было так прекрасно и ужасно одновременно, что духу прикоснуться не хватило. Нет, я вовсе не жалею, что оно вот там, в одиночестве, а я тут сажаю лилию в аквариум и собираюсь жарить котлеты. Просто восхитительный кошмар на грани гения и фола – это всегда как холодный душ. Т.е. на любителя. Но, если бы у меня был большой дом, я бы спасла его (платье). Сначала спела бы ему про лапы у елей и всё равно я отсюда тебя заберу, потом натянула бы на манекен (который из ателье, а не огромная и жуткая кукла), поставила бы у окна и трагично так, по-цветаевски сказала: соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял. Вот такое восхитительное платье я видела.