– А вообще я люблю ноябрь. Люди прячутся от холодов. Идешь по улице, а с деревьев срываются листья. И еще снег меня прет. Первый редкий снег, как перхоть или пепел ядерной зимы. Вот что я люблю.
Он не стал углубляться в рассуждения и умолчал, что не любил август, поскольку именно летом прошлого года побывал в плену. Голодный и завшивелый, в грязных коростах землисто-песочного цвета, из которых сочился гной, он уже путался во временах года, когда его вызволили свои. На обратном пути из чеченского аула ребята попали под огонь. Их БТР подорвали, и он оказался единственным, кто выжил, не получив ни единого ожога.
Сослуживцы считали это чудом, но Владимир не считал себя героем, а тем более бессмертным, и ничего чудесного в случившемся не находил. Напротив, отсутствовавшие большой и указательный пальцы правой руки постоянно напоминали человеку о том, какой ценой – ценой жизни парней, пришедших ему на помощь.
«Приказ есть приказ, но лучше бы я сдох в плену, чем жить в кредит, мам», – скажет он матери, вернувшись домой. Слова жестокие и ужасающие, не те, которые ожидает услышать женщина, встретив своего сына на пороге, но что ты будешь делать?
Все изменилось – страна, люди, судьбы… Раньше его это не волновало, но теперь, еще до дембеля он изменился сам, начал видеть ясно и по-взрослому: видел, что морщинки на лицах любимых родителей стали другими, более заметными, а глаза печальней; видел, что народу нечего жрать – надо крутиться, чтобы выжить, а сил не прибавляется, но главное – понял, что мирное время ни фига не мирное.
Здесь, на гражданке его внутреннее время стало протекать иначе, да и опыт, полученный на войне, забрался под шкуру, не отпускал. Денег не было, не было и работы, невозвратимость тех парней окунала его сердце в лаву, и оказалось, что как раньше жить невозможно. Короче, если бы не знакомство с Тузом, человеком, вернувшим его в строй, Вован бы скис, оставив родных доживать в нищете.
Криминал – это риск, но жить вообще рисково. К тому же Туз сразу вызывал к себе уважение, особенную тягу: с ним хотелось общаться, ему хотелось служить. За него можно было умереть.
У главного был порядок с головой, вот почему он набирал в свою преступную группировку идейных, нежели уголовников-рецидивистов. Людей, которые не боялись преступать закон, но зато имели свои принципы и запреты.