Сначала я не понял, зачем мы здесь, а потом, когда
этот бугай начал раздеваться, до меня наконец-то дошло для чего тот
притащил меня к себе в каюту и я стал сопротивляться изо всех своих
сил. Мы боролись наверное с полчаса. Потом видно этой сволочи
надоело мое сопротивление и тот ударом своего пудового кулака,
отправил меня в бессознательное состояние. Пришел в себя уже
обратно в своей тюрьме, где надо мной склонился Кус, держа мою
голову на своих коленях. Я был благодарен ему, за его заботу.
Все мое тело болело и было в синяках. Это провел
мой осмотр Кус, но что удивительно я был в оранжевом комбинезоне.
Потом вспомнил, что всю одежду на мне порвал тот сволочной охранник
и это наверное компенсация за испорченную одежду. Единственное
неудобство это доставляла моя задница, она у меня болела и ныла, но
я предпочитал ничего не говорить Кусу, было очень стыдно.
На следующий день после обеда, ко мне опять подошел
этот же охранник, любитель мальчиков и схватив меня за руку снова
потащил вон из общей клетки. Зная уже, что будет дальше, я
сопротивлялся изо всех своих детских сил. Тогда охранник, подхватив
меня на плечо, понес по коридору, предварительно больно стукнув
меня по голове, отчего помутилось мое сознание
- Я отвалил за тебя нашего старшему целых тысячу
кредитов - бубнил тот, таща меня в свою каюту - и до конца полета
буду делать с тобой все, что захочу.
Потом опять была борьба и когда ему надоело мое
сопротивление, он снова ударил меня по голове и я потерял сознание.
Пришел в себя, как всегда уже в общей клетке.
- Эр Лин ! - так Кус интерпретировал мое земное имя
- лучше тебе не сопротивляться, я видел, как он тебя бил. Этот урод
может тебе свернуть шею и за это ему ничего не будет.
- Никогда добровольно он меня не получит - я зло
сжал губы, скрипя зубами. Кус не понимает, что для меня значит быть
изнасилованным мужиком. Для меня это хуже смерти.
Этот урод приходил за мной каждый день после обеда
и каждый раз повторялось одно и то же, меня каждый раз приносили
почти бездыханным в общую клетку. Многие подростки смотрели на меня
с сочувствием и жалостью, ведь в таком положении мог оказаться
любой из них. А все благодаря моему миловидному лицу, я нравился
этому извращенцу.
Где-то на десятый день я очнулся не в общей клетке,
а в каюте. Удивительно, меня этот урод не унес в тюрьму, а
почему-то оставил у себя. Опасаясь, я не подавал признаков того,
что очнулся, лежал тихо, не шевелясь. В это время дверь каюты
открылась и по-видимому зашел кто-то к моему насильнику.