Старик наполовину раскрыл клинок, ловя блеск лампы на изогнутой линии гладкой поверхности лезвия. – Почти прямая линия изгиба, а рукоятка, конечно же, имеет другую линию. Это решение очень выгодно в ближнем бою. Лезвие немного расширено, но тоньше обычного. Граница закалки едва различима. Такая закалка требует большого мастерства от кузнеца. Представляю его твёрдость. Неужели Камакура? И в таком прекрасном состоянии. Ни одной зазубрины. Видно, что этот клинок невероятно острый. А ножны, я полагаю, у него неродные.
– Вы, как всегда, правы. Ножны и рукоятку ему сделали специально. – Голос Кавадзи слегка дрогнул, отчего старик косо взглянул на собеседника и замер.
– Вы, наверное, пошутили? Ведь это противоречит установленным правилам. Я не помню такого случая, когда чужакам преподносили в подарок меч. Это шутка?
– Нисколько. Вы же понимаете, что такими вещами не шутят, к тому же я в таких делах ничего не решаю сам. У меня есть личное распоряжение сёгуна – подарить этот клинок самому адмиралу. Полагаю, что таким образом он вскоре окажется в руках у русского царя.
– И там ему не будет равных. Я правильно вас понял? А здесь он, конечно, не так заметен.
– Всё верно, мой дорогой Тутсуй.
– И всё же. Кто мастер этого бесподобного оружия?
– Это не секрет. Его ковал…
– Погодите. Попробую угадать без вашей помощи. Если это подарок царю, то его автором должен быть непременно Кавабэ Гихатиро. Я не знаю в Эдо более известного мастера, чем этот монах. Его клинки даже при жизни имели огромную цену.
– Муромаси, – коротко перебил Кавадзи.
Услышав это имя, старик закрыл глаза и какое-то время не шевелился, словно не знал, чем ответить. Лицо его, до того источавшее доброту и спокойствие, изменилось. Оно словно уменьшилось под тяжестью морщин. Он медленно вложил клинок в ножны и поставил его на место, казалось бы, с ещё большей осторожностью, словно тот мог причинить ему какой-то вред. Долгое время он молчал, и всё ещё смотрел на клинок.
– Я слышал, что его клинки приносят несчастье. Даже не могу допустить мысли, что его можно кому-то дарить. Не могу представить, что он окажется в руках русского царя, – взволнованно произнёс старик.
Кавадзи несколько удивила, и даже развеселила реакция старика на имя мастера. Он понимал, что у всех старых людей обязательно найдётся какой-нибудь предрассудок, и старик Тутсуй не был исключением. Ему стало неловко за ситуацию, и он постарался сгладить её. К тому же Кавадзи понимал, что все решения, которые он выполнял, были даны согласно его более высокому происхождению, тогда как старик, с его опытом и дипломатическими способностями, был лишь вторым лицом. Это его нисколько не оскорбляло, но для Кавадзи было серьёзным испытанием. Если бы решение о подарке поручили Тутсую, то, наверняка привезли совсем другой клинок. И теперь, когда изменить ничего было нельзя, Кавадзи по-настоящему растерялся. Суеверность старика нашла место в глубине души первого уполномоченного в переговорах с русскими и заставила задуматься.