– Да ты не так делаешь! – путаясь в шпорах, коренастый гусар выбрался из-за стола. – Смотри, – он вытащил саблю. – Господа! К оружию. Эй вы, Прошки, Ваньки, как вас там, вынести все свечи!
Сверкнули обнаженные гусарские сабли, скрестились, на них была моментально водружена огромная сахарная голова. Кто-то обильно облил ее из бутылки ромом. И вот она запылала синим светом, причудливо освещая темную комнату.
Полней стаканы, пейте в лад!
Перед вином благоговенье:
Ему торжественный виват,
Ему – коленопреклоненье!
Герой вином разгорячен,
А смерть отважнее стремится,
Певец поет, как Аполлон,
Умея Бахусу молиться.
Любовник, глядя на стакан,
Измену милой забывает.
И счастлив он, покуда пьян,
Затем, что трезвый он страдает.
Полней стаканы…
– Видеть я не могу эту постную аракчеевскую физиономию. Как посмотрю, на душе так скучно становится. За что нам бог такое наказание послал.
– Не понимаю, как государь не видит всю его подлость.
– Одним миром мазаны.
– Ну это ты брось. Здоровье государя-императора! Ура!
– Ура! В Россию скачет
Кочующий деспот…
– Каверин, это твой ноэль[3]?
– Где нам, дуракам, пить чай со сливками…
– Зачем я рубился с Наполеоном, чтобы таскать рапорты принцу Оранскому? Как только получу деньги, расплачусь и уеду отсюда к чертовой матери.
Сижу в компанье
Никого не вижу,
Только деву рыжу,
И ту ненавижу…
Кто там – шампанского, да холодного. Этот ваш фейерверк – пфу – мираж. Мою болезнь лечит только шампанское. Ибо какова болезнь, таково и лекарство.
– Где нам, дуракам, чай пить, да еще со сливками.
За окном светлело утро.
– Банк, господа! Прошу класть деньги на карты.
– Раевский, ты что? Не веришь?
– Время позднее. Прошу класть деньги на карту, боюсь спутаюсь…
– Нет, так ты не веришь?
– Да уйди ты. Мечи, Раевский, нам на дежурство скоро.
– Милостивый государь, я вас вызываю…
– Завтра…
– Немедленно, сейчас.
– На поле бранном тишина,
Огни между кострами…
– Крестьянин в законе мертв, но жив будет, если того захочет.
– Друзья! Здесь светит нам луна,
Здесь кров небес над нами.
– Захочет ли? Вы думаете, русский человек еще умеет хотеть? Взгляните на эти тупые, покорные лица. Разве вас не поражает их странная немота? В нашей крови, должно быть, есть что-то враждебное всякой мысли, всякому движению вперед. Равнодушное презрение ко всему, что есть долг, справедливость…