Ночью я вышел в парк. Луна светила вовсю, и было все до боли знакомо и до боли близко.
А утром… «серебрит мороз увянувшее поле»… – утром я встретил, именно встретил и узнал, как живое существо, давно знакомую строку.
Я шел в Тригорское. Той же самой дорогой.
«Вновь я посетил тот уголок земли, где я провел изгнанником два года незаметных…»
Я шел и узнавал знакомые строки в лицо.
«Вот холм лесистый, над которым часто я сиживал недвижим…»
Вот он, холм…
«…И глядел на озеро, воспоминая с грустью иные берега, иные волны».
Вот оно, озеро…
Вот она, дорога, вверху которой сейчас откроются три сосны…
Вот камень – граница владений дедовских…
Пушкинские стихи существовали здесь, как живые, как население этих мест.
Целый день я пробыл в тригорской усадьбе Осиповых. Вечером вернулся в Святогорский монастырь. До утра проворочался в своей комнате – келье в монастырской гостинице. Назад ходу уже не было…
Излагать сюжет сценария – это значит рассказывать биографию Пушкина. Факты общеизвестны и пересказывать их здесь еще раз нет, наверное, необходимости. Это есть в любом учебнике для средней школы, не говоря уж об обширных и многочисленных монографиях, посвященных Пушкину. Лучше – как представляется будущий рассказ о Пушкине. Какие мысли. Какие авторские намерения. Что я хочу положить в основу, над чем хочу думать, рассказывая о Пушкине, во что выльется, по какому руслу потечет фильм. Тем не менее сперва несколько слов о конструкции, объеме. Фильм должен охватить почти всю жизнь поэта от окончания лицея до смерти. Я бы условно так и назвал «Жизнь Александра ПУШКИНА».
Один большой фильм или два фильма. Первый – от окончания Лицея и завершая Михайловским. И второй – после Михайловского и до конца. Это, конечно, условное, грубое обозначение частей, а никак не классификация периодов жизни. Это деление как бы по эмоциональному восприятию.
Первая.
Время молодости, надежд, славы. Только что окончен Лицей. Кругом столько нового, интересного. Самые известные люди – друзья. «Победителю-ученику от побежденного учителя». Каждая написанная строчка тут же подхватывается, понимается, расходится в сотнях списков.
Пушкин любим, он известен, он, наконец, моден. Правда, его ссылают. Даже в то время, время сравнительно либеральное, когда считалось хорошим тоном проявлять недовольство существующими порядками, во время смутного брожения, дворянского фрондерства, когда еще ценилась человеческая индивидуальность, Пушкин позволил себе перейти границы дозволенного и оказался в ссылке. Друзья волнуются, хлопочут, они возмущены. Но гонение, ссылка возбуждают только еще больший интерес к Пушкину, придают его славе новый оттенок. Все написанное им печатается и перепечатывается.