Нил: “Что ж, это уважительная причина для поддержания контакта. Как прошла вечеринка?”
Мы снова вступаем в диалог о разных пустяках. Но он позволяет мне отвлечься и еще лучше узнать Отэм. Черт знает, зачем мне это, и все же до самого дома я продолжаю перебрасываться с ней голосовыми сообщениями. Печатать, шагая по городу, не совсем удобно.
— Спокойной ночи, Нил, — зевая, произносит Отэм на голосовом, после того, как я сообщаю ей, что благополучно добрался. — Я завтра улетаю домой. Надеюсь, еще когда-нибудь увидимся.
Не знаю, по какой причине, но информация о ее возвращении в Канаду почему-то печалит меня. Словно этим она закрывает какой-то короткий, но важный период моей жизни. Обычно я легко отпускаю людей, которые покидают мой круг общения, но Отэм почему-то не хочется отпускать.
Я не отвечаю на ее сообщение. Пожелание удачного перелета кажется банальным и не выражающим моего сожаления по поводу того, что мы можем больше никогда не увидеться. А выражать само сожаление — значит, дать девушке надежду на нечто большее, чего я обещать ей не могу. И эта сумятица внутри меня раздражает. Так что я решаю пока оставить ее прощание без ответа. Пусть думает, что я отложил телефон сразу, как только вошел в дом.
Но что движет мной, когда я, лежа в постели, разблокирую контакт Хлои? Сожаление об отъезде Отэм? Или, может, попытка закрыть какую-то брешь в груди? Вроде уже принял решение, а все равно возвращаюсь на те же самые грабли, с каждым разом все решительнее наступая на них.
На телефон тут же начинают сыпаться сообщения, которые я перечитываю, смакуя каждое слово с особым мазохизмом. В них оскорбления, проклятия, признания в любви, отчаянные попытки снова поговорить со мной. Даже читая то, как она рассказывает, что не хочет меня больше никогда видеть, улыбаюсь. Ведь все это свидетельствует о том, что она неравнодушна, правда?
Отложив телефон, прикрываю глаза. Сейчас я твердо намерен поговорить с Лейтоном. Чем бы ни закончился этот разговор, пора расставить все точки над i. Не знаю, готов ли я забрать его девушку и попробовать построить с ней отношения, но разговора не избежать. Я должен сделать это хотя бы ради открытости в отношениях с братом, к которой нас всю жизнь приучали родители. Мама всегда говорила, что бы ни произошло у нас в жизни, мы всегда должны быть друг у друга. Черт его знает, насколько это правильно, но я уже свыкся с этой мыслью, и продолжаю проживать по заложенной программе.