Гусев – наглый, но красивый, по лагерю ходит расслабленной походкой человека, изнуренного женским вниманием. У него влажные белые зубы, и он разрешает девочкам покупать ему на пляже кукурузу и вату, петушков на палочке. Галка Черникина даже подарила ему сомбреро. Взял.
– Пятый отряд – в воду, – свистит плаврук Герман. – Десять минут.
Катя научилась прилично плавать в пансионате, но кто это увидит в маленьком загоне, огороженном поплавками, – ни Гусев, ни Володя. Пятый, обжигаясь галькой, с визгом бежит в воду.
Во время тихого часа девочки уединились в армейской палатке репетировать танец на военно-патриотический смотр. Володя только просил, чтобы их никто не видел, – вот и выбрали камеру хранения: там ни души и между стеллажами полно места.
– А музыка? – спрашивает въедливая Коваль, дожевывая горбушку с солью, вынесенную из столовой.
– Будем помогать себе песней, – подбадривает всех крошка Черника.
Она показывает движения и самозабвенно поет:
– Куба чеканит шаг,
Остров зари багровой…
У курносой Черникиной все коленки в ссадинах, тоненькая шейка, голубая жилка на лбу, дистрофик, а не девочка, но так красиво взлетает она в воздух, отдает там салют и приземляется на одно колено под «родина или смерть». А как гордо вскидывает острый подбородок на словах «это идут барбудос» – что за умница эта Черника!
– Нам бы винтовки или автоматы, хоть деревянные… – вздыхает Галя. – Береты.
Танцевать сразу захотели все. Черника не против, только истязала их два часа, добиваясь слаженности.
– Галка, да хорошо уже, – ноет Катя.
Зверюга Черникина качает головой: нет! Раз сорок повторили это «Куба чеканит шаг».
Неожиданно в палатку вошла Анна Федоровна, глаза вытаращила. Девочки ей наперебой: нам Володя разрешил, вечером костер, смотр военно-патриотический, а-а-а-а-а-а.
Анна Федоровна дернула плечом, бочком скользнула за занавеску, где раскладушка Германа. Девочки замерли от ужаса.
– Ты поспал, котенок? – нежное оттуда. – Ну почему-у-у-у-у?
– Милая, Куба чеканит шаг, – сонный Герман ударяет по каждому слову.
Вечером Катя ничуть не хуже легкой Черники взлетала в воздух, салютовала, грациозно падала на одно колено – «родина или смерть». Исполняли два раза на бис. Гусев потом не сводил с нее взгляда через дрожащий над костром воздух, когда летело над огнем вместе с искрами: