Рассвет был тихим и холодным, мы бесшумно шли по городу, и нас не покидало ощущение, что за нами следят. На мгновение я увидела мелькнувший черный балахон за поворотом, и мы спрятались в небольшой нише. Мимо нас прошел человек с явно сексуальной проблемой, он что-то бормотал и оглядывался по сторонам, глаза его лихорадочно сияли, и мне его даже стало жалко.
– Не вздумай жалеть его, – прошептал мне на ухо Артур. – Он явно увязался за нами, чтобы нарушить закон. Женщины в бело-желтом неприкасаемые, а он за нами увязался.
– С чего ты взял, что мне его жалко? – удивилась я.
– У тебя на лице все написано, – ответил за Артура Лиран. – Он маньяк и извращенец, тут таких полгорода. Так что отключи жалостливость и включи хладнокровие, а то обязательно вляпаешься, и нас за собой потянешь.
– Да ладно вам шипеть на меня, вроде я не настолько уж наивная, – ответила я им, выбираясь из ниши.
Храм мучеников веры стоял в центре города посреди огромной площади, мощенной полированным мрамором. Тут было девять клумб как раз напротив девяти входов в храм. Он был похож на пирог, который нарезали на девять частей и каждую часть украсили свечкой башни, с которой развевался штандарт святых мучеников.
Мы пришли на площадь как раз в тот момент, когда хранитель, гремя девятью огромными ключами, отпирал двери в храм. Вокруг царила тишина, и звон ключей походил на звон колоколов. Мы, не скрываясь, подошли ко входу, и я нерешительно заглянула внутрь. Там было огромное пустое пространство и девять постаментов в центре, никаких других предметов в храме не было, ни алтарей, ни жертвенников, ни скамеек.
– А куда кладут подношения мученикам? – спросила я.
– Тут не принято приносить подношения, это пустыня, тут делятся влагой, – ответил Артур. – Люди приносят воду и льют ее на ноги мученикам.
– А с учетом, сколько тут стоит вода, то подозреваю, ноги у мучеников давно не мытые, – сказал Лиран и вошел в храм.
Мы с Татьяной переглянулись и, улыбнувшись пошли за ним, а Артур остался стоять у входа.
– Артур, ты чего тут застыл? – вернувшись, спросила я.
– Не знаю, предчувствия какие-то нехорошие, – ответил он и, обняв меня, тоже вошел в храм.
Я оглянулась и снова увидела мужчину в черном балахоне, он прятался за углом, но не очень удачно, ветер теребил подол его балахона, а восходящее солнце выставило на всеобщее обозрение его тень.