Но сквозь агонию и ворох критических оповещений пробилось одно,
дающее призрачную надежду.
Внимание! Мана восстанавливается с аномальной
скоростью!
Ну хоть что-то!
Активировал Высшую регенерацию.
В интерфейсе цветовая индикация моего здоровья медленно стала из
чёрно-бордового и критически-красного меняться на оранжевый и
жёлтый оттенки. Четвёртая стадия обморожения это вам… Ух! начал
понимать, почему говорят, что хорошо, когда болит. С трудом
заработали руки. Мысленно потянулся к хранилищу и вытащил карту с
Одеянием жреца. Сука! Как же холодно!!! –
Активация. Тело окутал серебристый халат, и я наконец почувствовал
хоть немного тепла. Контроль боли. Вот, так-то
лучше! Прикрыл глаза, руки засунул в рукава…
Пришёл себя через пару часов в сложном состоянии: ещё не боец,
но уже и не кусок мяса. Отключил первым делом Контроль
боли, слишком опасно его долго использовать. Боль словно
только этого и ждала… Сил хватило только на то, чтобы приоткрыть
глаза и активировать Истинный взор. То, что я
увидел, заставило забыть о своих страданиях.
Воздух, пространство, сам лёд подо мной, всё горело магией.
Плотные густые потоки чистой необузданной энергии сплетались в
яростном хаотичном танце. Синие, фиолетовые, золотые реки маны
текли так плотно, что казались почти осязаемыми. Этот мир оказался
перенасыщен магией до предела, словно я попал внутрь самого
источника, в ядро магического реактора. Воздух здесь был не просто
воздухом, а концентрированным топливом.
Эта энергия вливалась в меня жадно, грубо, прочищая забитые
каналы, наполняя меридианы с такой скоростью, что это ощущалось
почти болезненно, как пить из пожарного гидранта после недели в
пустыне.
Нужно укрытие. Прямо сейчас.
Пока Чувство опасности молчало, давая мне
драгоценную передышку, я направил первые капли восстановленной в
процессе работающей Высшей регенерации маны в
Объёмное восприятие Пространства. Мир вокруг
наложился на трёхмерную сетку. Я лежал посреди огромной ледяной
равнины, но в сотне метров слева сетка показывала нагромождение
скал из того же чёрного льда, а в них глубокую узкую расщелину. Мой
единственный шанс.
Сцепив зубы до скрипа, я заставил себя двигаться. Это был не
героический рывок, а жалкое унизительное барахтанье. Каждый
сантиметр давался с нечеловеческим усилием. Сломанные и не до конца
восстановленные рёбра впивались в лёгкие, мышцы кричали от боли. Я
полз, оставляя за собой на идеально гладком льду кровавый след,
который тут же замерзал. Доспех, мой верный