Не было ни стеснения, ни неудобства. В воздухе витала какая-то беззаботность и всеобщее веселье. Как в студенчестве, после загулов, все укладывались штабелями на свободные места, без всякого скрытого подтекста.
Странные ощущения, как будто меня кто-то толкает…
В носу неприятный до тошноты запах.
Во рту противный привкус то ли голубого шампанского, то ли «Красной Москвы».
Но глаза открыть не могу.
Не сил.
-- Мне плохо, -- шепчу я и чуть не плачу.
На соседней кровати заворочался Михаил.
Маринка спала одна. Григория не было, но из ванной отчётливо слышался звук льющейся воды.
Матвей подскочил и пошёл в ванную:
-- Гриш, открой. Кате плохо.
Звук открывающейся двери:
-- Пусть заходит, я в душе. Отвернусь.
-- Идём, -- протянул мне руку Матвей.
-- Нет, мне неудобно, -- упёрлась я, как ребёнок.
Матвей садится передо мной на корточки:
-- Тебе надо Катюш, я с тобой зайду…
От этого заявления мне стало ещё хуже. Я не собираюсь там обниматься с унитазом при нём.
-- Нет.
-- Пакет?
-- Нет.
-- Кать, не капризничай, -- подключился Михаил, -- иначе тебе потом ещё хуже будет. Нет ничего страшного в этом, со всеми может случиться. Тебе просто голубенькое вчера было лишним, -- и громко заржал.
Зашевелилась Маринка и выдала свою версию:
-- Перетерпи, пройдёт…
Матвей грубо её перебил:
-- Нельзя терпеть, интоксикация организма начнётся, только хуже будет.
Но хуже, кажется, было уже некуда…
Наконец, открылась дверь и из ванной вышел мокрый Гриша, обмотанный полотенцем.
-- Идём, -- потащил меня за руку Матвей.
Я вытолкала его наружу и закрылась. Не хватало ещё, чтобы он был свидетелем моего позора. Но я и правда перетерпела. У меня всё куда-то очень глубоко провалилась и началась жуткая икота и адская головная боль.
Через несколько минут, он начал долбиться в дверь:
-- Катюш, сломаю дверь, открой…
Я вытерла слёзы и открыла дверь.
Он внимательно на меня посмотрел и выдал:
-- Надо опохмелиться.
Меня затошнило ещё сильнее, но безрезультатно.
Я уселась на пол, от бессилия, около белого друга -- икала и плакала. А рядом со мной сидел парень, который мне нравился до одурения и наблюдал эту замечательную картину. Разве может быть что-то прекраснее?
Через несколько минут зашёл Михаил, с бутылкой пива и протянул её мне:
-- Глотни, попробуй.
Я начала икать ещё сильнее...
-- Два пальца? Если сама не можешь, Мот может помочь или я.