И я тоже рассмеялася. Ну не могла не засмеяцца! Так хохотал, зараза…
Стоим посередь комнаты и ржем, как два коня. Как конь и лошадь.
Конь… и лошадь…
«Ну што, – грит, – освятительну молитву тибе, матушка Иулианья, прочесть?»
Я не матушка, лепечу, я сестра…
«Кака ж ты сестра! Ты у миня в доме уж живешь, и хозяйкою, только што не венчаны мы с тобой, а как приживалка, значитца, ты уже матушка», – и миня за руку берет. И рука руку жжет. И стыдно мине! И больно, жалко как-то всяво прошедшего, минувшего… Девчонку сибя вижу… И нынешню – в морщинах, стару клячу, в платке тугом, белом, на затылке в крепкай узел увязанном… И вижу: напротив миня чужой мужик стоит, поп городской, длинны волосья по плечам барахтаюцца, бородка кольцыми вьецца, – красавчик! Холенай! Барсук… А я кто?! Я кто перед ним?! Кашеварка?!
Выдернула руку. Захотела – скорей – прочь.
Деньги у миня были, на ахтобус билет бы купила…
И повернулась, штобы – вон идтить.
А он, ловкач такой, зверь, миня за руку цоп – и удержал. Удержал! И крепко, сволочь, держал! Вцепился, как утопленник в доску!
«Нет, – грит, – не пойдешь! Никуды не пойдешь. Я теперича твой хозяин!»
«А я не рабыня ваша!» – воплю.
И он, дрянь така, держа мою руку крепко, башку кудлату склонил низко и тихо так бормочет мине: ты раба Божия, мать Иулиания, раба ты Божья, поняла, и што тибе назначил Бог делать в жизни, то ты, мать, и будешь творить, ну, поняла? Поняла? Поняла?
Рука в руке стояли. Навроде как супруги.
О-о-о-о-ох…
И лицо мое мокро все, и текут, текут по нему реки-ручьи, солены реки текут, все не остановяцца.
ДВУНАДЕСЯТЫЙ ПРАЗДНИК
РОЖДЕСТВО ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ
Круговорот времен происходил неуклонно, и наступила осень, золотая осень в Василе; и широкие синие ладони Волги принимали золотые яблоки прибрежных лесов, и серебристые, серые рабочие руки Суры катали красные шары лещины, рыжие метелки робких осин, драгоценные кабошоны желудей на Шишкином мысе, превратившемся в мощный золотой костер. Дубовая роща вся вспыхнула пожарищем. Ветер гнал по дорогам и разворачивал напогляд золотые веера кленовых листьев. Все умирало так торжественно, так роскошно!
Осенью, осенью родилась Матушка Богородица моя.
Осенью пел я Ей осанну Ея.
– Сей день Господень, радуйтеся людие: се бо света чертог и книга слова животнаго из утробы произыде, и яже к востоком дверь рождшися, ожидает входа Святителя Великаго, Eдина и Eдинаго вводящи Христа во вселенную, во спасение душ наших!