Мне нужно это. Нужно, чтобы понять, что я сделала правильный выбор. Сердце уродливо кукожится от тоски, но я заставляю себя развернуться к нему и сжимаю его руки, глядя в глаза.
– Твою мать… – рычит сдавленно, почувствовав отдачу, получив разрешение, с силой закусывая нижнюю губу.
Впивается своими губами в мои, и я чувствую вкус его крови, окончательно теряя голову. Рассудок выносит, металлический привкус во рту практически лишает сознания. Из груди рвётся стон, но я сдерживаю его.
Воздуха. Мне не хватает воздуха!
Переворачиваюсь на спину, на скованные в запястьях руки, с силой бью одной ногой в дверцу багажника, и машина замедляет ход, постепенно останавливаясь.
Глубоко вдыхаю морозный воздух, чувствуя, как лёгкие наполняются кислородом, но передышка длится всего несколько секунд: крышка стального гроба над моей головой вновь захлопывается. Машина вновь приходит в движение.
Воспоминания накрывают с новой силой. Как тогда, когда он разжал руки и отстранился, дав мне вдохнуть. Позволив сделать лишь один вдох, сорвав с себя футболку и расстегнув ширинку на джинсах, спустив их вместе с трусами, не потрудившись даже снять. Развёл мои моги в стороны, задрав шёлк ночнушки, подтянул за бёдра к себе, сидя на кровати, и замер, разглядывая моё лицо.
Эти взгляды в последние три месяца вносили лишнюю смуту. Брошенные мельком, украдкой, пойманные мной случайно. В ту минуту он не сдерживался, пожирал, испепелял, тянул за собой в свою черноту, затягивал в пустоту своего сердца.
Снимаю лямки с плеч и обнажаю грудь. Вижу ухмылку на его лице, слышу смешок, чувствую его пальцы, ласкающие внутреннюю поверхность бедра, подготавливающие, неторопливые, лёгкие прикосновения. Вновь давлю стоны, дышу через раз, зажмуриваюсь, когда он приступает к решительным действиям, когда его пальцы перемещаются, огнём горит низ живота, но почему-то сильнее полыхает в груди. И так странно от этого, так непонятно, так волнительно и непривычно, что я на время забываю, что надо дышать, пытаясь осмыслить. Но с новым вдохом посылаю всё к чертям, не желая упустить ни секунды, пропуская через себя каждую новую эмоцию, пока есть возможность, пока они все не растворились в воздухе, оставив за собой лишь шлейф его одеколона с древесными нотками.
Почти готова начать умолять его, но он тонко чувствует момент, точно знает ту грань между крайним возбуждением и раздражением от того, что желаемого не происходит. Он знает меня.