– Молодец. Откуда знаешь? – спросил и сам понял: поп науку передал.
– Отец Илларион сказывал, – Настя запечалилась, голову опустила. – И как он там? Велел писать, а как же я ему отпишу, кто передаст послание? Далеко забрались…
– Нашла об чем горевать. Третьего дня конный двинется в княжье городище, так ступай поутру к воротам и передай берёсту. Укажи, где попа искать.
– Правда? – Настя едва не сплясала на лавке. – Дай тебе бог, Вадим Алексеевич, долгих лет и отрадных!
Норов хохотнул, хотел уж дальше разговор вести, но услыхал сердитый крик тётки Ульяны:
– Настасья! Куда запропастилась?! – Голос-то совсем близко слышался!
– Ой, батюшки! – Настя заметалась. – Я ж ушла и пропала! И мису кинула!
Вадим насилу успел удержать боярышню за ворот, не пустил с лавки:
– Куда ты, заполошная? – высунулся из окна, протянул руки, подхватил девушку и в ложницу поднял.
Поставил боярышню на ноги, а от себя не отпустил: прижал к груди, а на кудрявую головушку положил тяжелую ладонь. Косы-то у Насти гладкие, шелковистые, а сама она – теплая и ладная.
Стояла боярышня тихонько, ухватившись за кафтан Вадима. Норов едва удержался: хотел прижаться щекой к светлой макушке. Разумел, что дурное затеял, себя обругал, а Настю все ж не отпустил.
– Испугалась? – говорил тихо. – Не бойся, не выдам.
Настя чуть плечом двинула, мол, пусти, а Норову такое поперек сердца: уж очень отрадно было стоять рядом с девушкой, теплом ее греться. Но руки разжал, выпустил пташку.
– Пойду я, – Настя отступила на два шага, улыбнулась. – Тётенька ищет.
– И куда пойдешь? – от девичьей улыбки и сам повеселел. – Второе ухо подставлять? – смотрел на краснючее.
– Так…куда… – замялась, прикрыла горящее ухо ладошкой. – В ложницу. Скажу, что… – и умолкла.
– Ступай в гридню мою, садись рядом с дедом. Скажи, я велел, – Вадим хохотнул. – Чую, там боярыня Ульяна еще не искала.
Настя растерялась на малый миг, но совету вняла:
– Там-то нет. Кто же хозяину станет докучать? Спасибо, Вадим Алексеевич, – поклонилась низко.
– Ступай, Настя, поторапливайся, – и присвистнул.
Боярышня выскочила за порог, едва не со смехом, и по сеням побежала проворно. Норов, глядя вослед, жалел, что тётка заполошная спугнула девицу, не дала разговоры разговаривать.
Должно быть с того осердился на Ульяну, подошел к окну и выглянул во двор: тётка шла к сарайкам, кричала, звала Настасью.