Японец вопросительно чуть наклоняет голову. Глаза смотрят испытывающе внимательно.
- Перчатки, - улыбаюсь ему. Хватит с меня одного раза...
Тут же мне протягивают тонкие хлопчатобумажные перчатки. Я очень аккуратно раскрываю свиток. Мне хватило минуты две-три, чтобы определить, что передо мной. Этот тест оказался не сложным. Спасибо, папочка, за то, что всегда находил время для дочери.
- Господин Цутому, это не японская инкунабула. Это китайская. Скорее всего, принадлежавшая одному из ранних буддийских храмов, построенных монахами из Китая. Судя по краске и методу набора, эта инкунабула относится к раннему периоду печатного искусства… век восьмой – десятый. Мне трудно вот так, с лёту, определить более точно…
Давно забытое чувство какой-то собственной значимости затапливает меня. Я добавляю ещё несколько сугубо научных моментов о составе краски и методе печатания, объясняю, почему отнесла свиток именно к этому временному периоду…
У японца довольно улыбаются даже узкие глазки. Я бы хотела, чтобы на меня смотрели именно так… оценивали не тело, не лицо… Чтобы ко мне относились с уважением, а не рассматривали, как объект получения лишь сексуального удовольствия.
- Я восхищён, госпожа Агата. Откуда у столь молодой девушки такие глубокие познания? Особенно по японскому книгопечатанию?
- Благодарю, господин Цутому. – Я снимаю перчатки. – Мой отец был учёным с мировым именем.
Японец перестаёт улыбаться.
- Как зовут вашего почтенного отца?
- Его звали Дмитий Алсуфьев… - Я выдыхаю боль и уточняю. - Дмитрий Борисович Алсуфьев… - Даже звук имени моего отца режет душу болью.
Цутому внимательно разглядывает меня, а потом вдруг говорит:
- Я знал вашего отца, госпожа Агата.
Я поднимаю брови, а потом улыбаюсь и качаю головой.
- Вы ошиблись. Мой отец никогда не бывал в Японии.
- Чтобы дать бесценную консультацию нет необходимости стоять рядом. Ваш почтенный отец давал мне консультации по сети. Как вы понимаете, у меня далеко не одна инкунабула. Вы говорите о вашем отце в прошлом времени. Что случилось с Димой?
Папа позволял своим зарубежным клиентам называть себя «Димой» из-за жуткого произношения ими его полного имени. В горле образуется горький комок, через который продирается мой голос.
- Папа умер…
- Вот как… - японец не расспрашивает меня, и я ему благодарна.