– Нервная, как мышь.
– Видимо, – согласилась я, начиная улыбаться, и обернулась.
Глаза Натали сияли, как серебро. Болезненное, голодное чувство, раздиравшее мое душу, пока я ждала, затихало. «Все любят Натали», – вспомнила я слова Колина. Спорное утверждение, ведь она была вызывающе грубой и бросала сигареты на ковер. Но… она обладала неизъяснимой притягательностью, ударяющей так внезапно и быстро, что даже не успеваешь защититься. Даже не располагай она такой внешностью, она вряд ли потеряла бы свой эффект. Она расколола небосвод моей жизни надвое, как молния. Казалось, если она останется со мной, для меня все преобразится. Если она уйдет, то оставит меня в тоске. Чувствовал ли нечто подобное Леонард по отношению к ней?
И, интересно, кого любит сама Натали?..
– Как тебе Чудовище?
– Оно… оно… – я сдалась и выдохнула: – Оно чудовищно.
– Я знаю, что он сделал, – ухмыльнулась Натали. – Он приказал тебе дотронуться до него.
– Да, – подтвердила я, не способная отвести взгляда от ее лица. Какие же длинные ресницы, кажущиеся темнее в контрасте со светлыми глазами. Зрачки узкие и хищные, как у птицы.
– Любимая шутка. Он проделывал ее со всеми этими дурочками, что были до тебя. Я думаю, он изводил их специально, чтобы Леонард от них избавился. Бедняжки, да, – пробормотала Натали без сочувствия. – Но глупые, как гусыни, – добавила она с презрением. – И что ты сделала?
– Я дотронулась до него.
Брови Натали вздернулись.
– Правда?
– Да.
– Храбро.
– Какая может быть храбрость в том, чтобы прикоснуться к восьмилетнему ребенку? – не поняла я.
– Он отвратительный. Мерзкий. Я не понимаю, как ты решилась.
– В любом случае он всего лишь ребенок.
– Он чудовище. Даже Леонард соглашается со мной.
– Он человеческое существо.
– Нет, – отрезала Натали.
По моему мнению, то, как она говорила о Колине, было неправильным и жестоким. Но что-то во мне стремилось согласиться с ней. С ней или, может быть, даже с ее словами, не знаю. Я проглотила собственное сопротивление и сказала:
– Да.
Натали замерла, потом рассмеялась.
– Не ожидала от тебя такого упорства в защите своей точки зрения, Умертвие. И даже решимости ее высказать. Знаешь, я ведь сначала решила, что ты и трех дней здесь не продержишься. Что ж, так гораздо интереснее. Сейчас вот думаю, – Натали скользнула мне за спину, – а не тихий ли ты омут?