Одновременно между висками у Иры как бы что-то раскрылось. Она почувствовала, будто ей в голову что-то наливается, словно в кувшин. Вдруг Ира с испугом поняла, что знает всю «Илиаду». Причем на древнегреческом.
– Так что, Шмель? – спросила Ася Бениаминовна, прерывая молчание. – Долго будут длиться тягостные раздумья, во время которых один русский язык нам опора? Если не готова, так и доложи. Мне еще хочется узнать отношение других к Гомеру.
– Я готова, – сказала Ира, нервно наматывая на палец вылезшую из свитера нитку.
– Ну так давай, – сказала Ася Бениаминовна, устраиваясь поудобнее на стуле. – Каким отрывком нас побалуешь?
– Каким хотите. – Ира, подобно ранее выступавшему Мешкову, перенесла взгляд за окно. Смотреть в остановившееся лицо учительницы было выше ее сил.
– Что-что? – спросила Ася Бениаминовна, выравнивая чуть сутулую спину и становясь такой же прямой, как парящая за нею старушка.
Все ученики до единого повернули головы к Ире. Вечный шепот и хруст бумажек на задних партах прекратились.
Хорошист Смирнитский, от изумления забыв, где находится, неприлично выразился. Но никто этого не заметил.
Ася Бениаминовна в поисках поддержки оглянулась на портрет Гоголя на стене. Но тот и сам, казалось, готов был от удивления повторить за Смирнитским сказанные им слова. Остальные классики, судя по их выражениям, не прочь были присоединиться. Лишь Толстой, проповедовавший, как известно, чистоту души и языка, безусловно бы воздержался. Даже таким чудом, как декламирующая Гомера школьница, великого романиста было не прошибить.
– Тогда… – Ася Бениаминовна переключила взгляд с Гоголя на Иру, – тогда читай сначала, а остальные продолжат… может быть.
Ира, заметив, что ее пальцы как-то странно приплясывают и уже не могут ухватить нитку, спрятала их за спину.
– Только… – она покраснела, словно напилась томатного сока, – только я на древнегреческом.
Ася Бениаминовна медленно-медленно, будто ее поднимали автомобильным домкратом, встала, а потом так же медленно села.
Не дождавшись ответа от парализованной учительницы, Ира принялась читать поэму на прекрасном древнегреческом. Этот язык уже звучал в этих стенах – когда школа еще была мужской гимназией, но с тех пор прошло почти сто лет, и ничто не предвещало, что однажды здесь вновь заговорят на языке великого Аристофана и бессмертного Еврипида!