Кухонный стол стоял возле огромного окна, и панорамный вид с него открывался шикарный. Лиза периодически ловила себя на том, что залипает на всю эту красоту с высоты птичьего полета.
Курица уже сварилась и остывала. Бульон получился прозрачный как слеза, и как любила Лиза. Овощи на суп она все нарезала. А времени оставалось еще вагон. Ну и с чистой совестью она решила окунуться в музыку с головой – позволить себе полностью раствориться в ней.
Она танцевала, представляя себя парящей в воздухе над всей этой панорамой, которой не переставала любоваться. Музыка гремела вокруг, создавая иллюзию полного отрешения от реальности. И как же давно она не двигалась так открыто, откровенно…
В какой-то момент Лиза в прыжке развернулась на сто восемьдесят градусов и тут же замерла как вкапанная.
У двери кухни стоял Глеб и смотрел на нее с какой-то странной улыбкой. Единственное, что успела прочитать Лиза на его лице, прежде чем ее с головой накрыло смущение, было удивление. Он словно не ожидал увидеть ее такой.
- Тебя мама не учила, что подглядывать нехорошо? – пробормотала Лиза, вытаскивая из ушей наушники.
Смущение становилось только сильнее под его пристальным взглядом.
- Танец с саблями? – знакомо усмехнулся Игнатов – немного пошло и грубовато, как делал всегда при ней. И сразу же легче стало дышать – пусть уж лучше остается самим собой, нежели ведет себя или смотрит непонятно. – Красиво…
Только тут Лиза сообразила, что все время танцевала с ножом в руке. Дикость какая-то! – поспешно положила она тесак на стол. Нож, действительно, был огромным и мог внушать опасения. И как ее угораздило забыть про него?
- А где… Ирина Юрьевна? – сообразила Лиза, что в квартире царит тишина.
Мельком глянула на часы и поняла, что увлеклась. Времени оставалось впритык, чтобы приготовить суп к часу.
- Я ее домой отправил. Она мне мешала спать. Шумела своим пылесосом за дверью, - скривился Глеб как от головной боли. Впрочем, она на самом деле могла у него болеть. – Так где ты научилась так танцевать?
- Занималась когда-то танцами…
В далеком детстве, которое сейчас вдруг показалось Лизе чужим. Неужели это она была такой наивной и восторженной девочкой, мечтая посвятить себя танцам, стать великой танцовщицей? А когда подросла, мама с ней серьезно поговорила. Нет, никто не собирался ее отговаривать. Мама просто объяснила, что великими становятся единицы, а все остальные так и остаются на подтанцовке. Ну и Лиза тогда решила, что подобной участи не хочет.