Но эти изменения затаились в его взгляде и в нескольких морщинках в уголках глаз и полупрозрачных седых ниточках-волосках на висках. Он был чуть младше моего отца. Но выглядел старше. Словно кто-то или что-то высосало из него не просто жизнь, а само желание, врожденный инстинкт жить и выживать.
Бледные губы, сжатые в жесткую узкую полоску, выглядели так, словно давно уже разучились улыбаться. А в глазах, в черноте зрачков, будто застыло нечто такое холодное и колючее, что могло в два счета убить, если без спроса сунуться дальше красной линии личного пространства.
— Ты? — спросил Костя хриплым и низким голосом. В нем ощущалось слишком много ледяной стали, от которой я невольно вздрогнула и выпрямилась.
— Я, — едва слышно ответила я.
— Извини. Просто рефлекс, — по каменному выражению лица стало понятно, что Костя совершенно не испытывал укола стыда или неловкости за свою выходку. — Отец где?
— На работе.
Мой взгляд продолжал изучать Костю, словно всё еще упрямо стремился отыскать хотя бы призрачный отпечаток того, каким он был в тот день. Но в глазах цвета ртути не было ничего, кроме тяжести и холода.
— Понятно, — Костя едва заметно скривился и закрыл глаза. — Блядь.
— Вам… Тебе плохо? Скажи, что мне сделать? — встрепенулась я и зачем-то прижала руки к груди, словно мне самой вдруг стало больно.
— Нет, — процедил сквозь зубы Костя и коснулся раненого плеча.
— Хорошо. Тогда я быстро заменю простынь. Эта вся выпачкана.
— Нет! — рявкнул Костя.
Я тут же содрогнулась и замерла на месте. В глазах отчего-то начали жечь слезы, будто бы меня могла обидеть такая грубость. А даже если и могла, то сейчас она была неуместна.
Костя молча подошел к кровати и медленно опустился на нее. Переждав пару секунд, он поднял на меня свой тяжелый взгляд и царапнул им сначала мои голые колени, а затем поднялся к лицу.
— Почти не изменилась, — отметил он.
— Мы же не двадцать лет назад виделись.
— Точно. Но пара дополнительных сантиметров твоему росту не помешали бы.
Я никогда не могла похвастаться высоким ростом. В школе всегда была самой низкой. Раньше это меня временами смущало, а затем как-то незаметно привыкла.
— И без них хорошо живется, — мои губы дрогнули в слабой немного смущенной улыбке. — Может, ты проголодался? Я там успела много всего свежего приготовить. Отец мою стряпню любит.