— Папка твой, — Константин подошел и облокотившись на деревянные перила, чиркнул зажигалкой и подкурил. — Очень любит твою мамку. Это еще со школы тянется. Мы все втроем в одной школе учились.
Стиснув платок в кулаке, я посмотрела на нашего гостя заплаканными глазами. У него оказался на редкость резкий профиль. Серые глаза, что своим оттенком напомнили мне ртуть, были глубоко посажаны и задумчиво глядели куда-то вдаль, будто сквозь пространство. Меж длинных пальцев тихо тлела сигарета, которую иногда перехватывали тонкие губы.
— Поэтому и страдает так сильно, — закончил свою мысль Константин и взглянул на меня.
Наверное, именно тогда я в него и влюбилась, правда, сама еще этого до конца не осознала. Я никогда ни у кого не видела таких глаз ни до встречи с этим человеком, ни после. Слишком глубокий и тяжелый взгляд. Мне почудилось, что я даже почувствовала эту странную тяжесть на своих плечах. Вкупе с массивной фигурой он становился почти подавляющим, поэтому я поспешила увести свой взгляд в сторону.
— Вместе с ним страдаю и я. Он же умный и хороший. А ветеринар какой! А теперь получается, что папа просто сопьется, да? — новый комок слез снова подкатил к горлу и я беспомощно уткнулась в смятый платок, что был пропитан тонким ароматом мужского одеколона.
— Это уж вряд ли, — Константин струсил пепел с сигареты и снова неторопливо затянулся. — Олег всегда такой был, его легко выбить из колеи, но он потом всё равно в нее возвращается. Медленно, правда, но возвращается.
Мне очень-очень сильно хотелось верить ему. Но это лето казалось мне не просто длинным, а бесконечным, от чего создавалось впечатление, что папа никогда не перестанет прикладываться к бутылке.
— Я в конце августа должна уехать, — как только голос перестал дрожать, произнесла я. — Боюсь папу одного оставлять.
— Зря панику не разводи. Нормально всё будет. Взрослая уже, а пищишь как котенок, который только глаза разлепил. Ты это мне прекращай, — он ухмыльнулся, очевидно, снова решив, что подобрал удачное сравнение.
— Я не пищу! А плачу! — мой голос словно треснул, и я резко замолчала. Дурацкие горячие слезы предательски скользнули по щекам.
Я хотела бросить в Константина платок и уйти в дом, но он меня перехватил. Быстро, резко и немного грубо. Я и не заметила, в какой именно момент мой нос вжался в его грудную клетку. Широкую и твердую, словно сделанную из камня. Теплого, будто нагретого утреннем солнцем, камня.