— Дочка, надолго ты у нас?
Лера остановилась, пожала плечами.
— Не знаю. Наверное, девять дней справлю, потом уеду.
— Ты, если что, спрашивай, не стесняйся. У нас на кухне график
дежурств висит, — сказала старушка и пояснила: — Кто когда в общих
помещениях убирает. По кухне ты уж знаешь. Ох, беда-беда, всё
меньше нас, стариков, остаётся.
— Хорошо. Спасибо, — произнесла Лера дежурную фразу и потащила
дальше своё ведро.
В комнате она рьяно принялась за уборку. Сначала ей даже стало
легче, мысли будто испарились от монотонной работы. Но горечь
утраты вернулась, когда дело дошло до шкафов. Перебирая бабушкины
вещи, Лера расчувствовалась. Ей хотелось расплакаться от
нахлынувших воспоминаний.
Вытирая пыль с книжных полок, уронила фотографии. Те стояли без
рамок, прислонённые к книжным корешкам. Лера расставила их как
попало, закрыла стекло. В шкафчике буфета нашла бабушкин блокнот с
рецептами, огладила кожаный переплёт, положила на стол. На трельяже
в жестяной шкатулке хранились советские украшения: клипсы, бусы и
броши. Лера помнила, как в детстве любила перебирать эти нехитрые
сокровища. В тумбе трельяжа имелось второе дно. Девушка по наитию
нащупала его рукой. Бабушка не раз упоминала, где хранит самое
ценное. Внутри: деньги, сберкнижка, крохотный свёрток. Лера
дрожащей рукой развернула тряпицу. В ней был кулон и записка.
Кроваво-красный камень в оправе из чернёного серебра выглядел
зловеще и одновременно удивительно притягательно. Искусно
выполненные серебряные ветви оплетали багровый кристалл. Лера не
видела прежде такого кулона, но было нечто смутно знакомое в блеске
рубиновых граней.
«Что за камень?» — недоумевала она, любуясь.
Девушка даже поднесла его к окну, чтобы лучше рассмотреть,
совсем забыв о записке. Он не походил на советские синтетические
рубины: камень отличали несовершенства и слишком простая огранка.
Кулон не был крупным, но казался массивным. Солнечные лучи
проникали вглубь кристалла и терялись там, камень словно светился
алым изнутри.
Как-то неожиданно набежали тучи. Схлынуло наваждение. Лера
отвлеклась от кулона, вспомнила про записку.
На тонком, пожелтевшем от времени листке бабушкиной рукой было
выведено: «Не надевай». Дальше текст терялся, но удалось разобрать
неясное «бес». Чернила сильно выцвели, последнюю пару слов девушка
и вовсе не смогла прочесть. Лера так и сяк крутила записку в руках
— ничего.