Гордой Клэр Редстоун больше нет.
Есть глупая девчонка, которую неизвестные вывезли в какое-то тайное логово с непонятной целью.
Меня учили быть неприступной и гордой, но не учили не верить хитрецам.
Кристобаль, мой Кристобаль, который свел меня с ума, все так же смотрит в мои глаза. И я уже не вижу в них ни заботы, ни внимания, ни любви.
Только холодное любопытство и циничную радость оттого, что ему удалось меня обвести вокруг пальца.
Его обаяние рассеивалось, как туман под солнцем, и я поняла, что его страсть, его напор — это плод его колдовских усилий. Профессиональный обольститель, альфонс, жиголо, разодетый в дорогие одежды. Его дара хватало только на это — задурить девчонке голову и жениться на ней.
— Никогда!
Я кричу и хлещу его по лицу блеклыми дешевыми цветами, бросаю в него фату, и самодовольная издевка в его глазах сменяется страхом, а затем злостью.
Я опозорена, я уничтожена, вырвана из привычной жизни и наверняка погибну теперь, но этот мерзавец не получит того, что желает! Драться я могу до самого последнего вздоха!
Как это глупо — быть так высоко, и пасть так низко…
Простите меня все, кому я причинила боль своим необдуманным поступком. Меня немного извиняет лишь то, что я была околдована и не смогла сопротивляться. Мне и в голову не пришло, что на званом вечере в высшем обществе кто-то осмелится распустить свои нечистые чары против меня. Но…
На крики и шум драки врывается тот, второй, меченый.
Я успеваю обернуться и пустить в него проклятье, самое мощное и самое ненавистное, на какое способна. Его сбивает с ног и размазывает по стене, он плюется кровью, задыхаясь, словно на него упала тяжелая плита.
Кристобаль обхватывает меня руками, и от моих чар по ним бегут языки пламени.
Я рычу от ярости, как пойманная в ловушку львица. Боли не ощущаю; да я сейчас сама с готовностью прыгнула бы в костер, лишь бы увлечь за собой этого мерзавца.
Но меченый приходит в себя слишком быстро. После такого удара он должен валяться в отключке еще как минимум полдня, но он словно и не был бит. Крепкий; краешком воспламеняющегося сознания понимаю, что была права.
«Аристократ», — думаю я.
Его учили противостоять магии такой силы…
Но тут страшный удар обрушивается на мою голову. Такой сильный, что я не могу понять, что это — магия или банальный кулак, — и я слепну. Дух мой отлетает в черноту, в небытие, а тело прошивает острая и мучительная боль, такая сильная, что я жалею, что на свет родилась.