Продев тонкую руку в ручку своего саквояжа, целясь в грабителя, монахиня-ангелочек раздобыла где-то в кармане к превеликому удивлению толстяка хорошую такую сигару и прикусила ее белоснежными ровными зубками.
Щелчком пальцев высекла огонь, прикурила.
Пустила сизую струю дыма в лицо своего визави и рассмеялась.

Его лицо в свете фонарей на мгновение превратилось в пугающую маску, в морду, похожую на уродливое рыло летучей мыши.
— Без глупостей, гнида толстожопая, — грубо и зло процедила монахиня, пыхтя своей сигарой не хуже разводящего пары паровоза. — Не то я кишки из задницы тебе вырву и заставлю сожрать. Понял?
— Ах ты, пигалица…— угрожающе рыкнул толстый, делая шаг вперед.
Это было его роковой ошибкой.
Монахиня, лихо дымя сигарой, вдруг сделалась неуловимой, как кобра.
Никто, наверное, и глазом не успел моргнуть, и понять что-либо, как вдруг толстяк оказался лежащим на перроне, избитый и с окровавленным лицом.
А монахиня сковывала его неповоротливые руки наручниками у него за спиной.
— Презерватив для осла, — хриплым преступным голосом непристойно ругнулась монахиня, упаковывая толстого грабителя. Она нажимала на его спину хрупким коленом так ловко и сильно, что его позвоночник, просевший за много лет перетаскивания чужого тяжелого добра, с хрустом выпрямлялся, позвонки вставали на место. Толстый ревел как бык. — Я яйца тебе вырву, сварю в кипящем масле и в глотку тебе забью.
— Ой, ой, — стенал толстяк.
— Бычачья сраная жопа! Поскули мне еще!
— Больно-о-о!
— Писька чахоточного барана!
— Помогите-е-е! — скулил толстяк, извиваясь от боли и выгибаясь.
— О, да, сейчас тебе помогут!
Сквозь толпу зевак, собравшихся поглазеть на любопытное зрелище, с руганью пробивались два человека. Точнее — один оборотень, зрелый интересный мужчина со смоляными волосами, а второй утонченный юноша в белоснежной сутане.
Сам белесый, как застиранный лоскут, с волнистыми белоснежными волосами и красноглазый.
— Что ж такое, — задыхаясь от быстрого бега, произнес Густав, ибо черноволосого оборотня звали именно так. — Миледи, наши извинения! Не поспели вас встретить, а тут такое…
Монахиня, до того изрыгающая проклятья как демон, деловито упаковывающая грабителя, все еще пыхтела своей сигарой.
Но выражение блаженного покоя уже вернулось в ее глаза, на губах заиграла милая улыбка.