Посреди ночи потянуло подышать свежим воздухом, и я потихонечку выбрался из купе. Вдоволь надышавшись, решил избавиться от излишков влаги, перекочевавшей в меня из заветной бутылки. В крайнем купе не спали. Я невольно прислушался к ночной беседе. Обсуждали новый телефильм:
– У нас мафия сильней, поэтому стрельбы меньше. Исчез человек, и все – никто ничего не знает. А у них – демократия, так просто рот не заткнешь!
И сколько гордости в голосе говорившего! Так уж устроен человек, – если нет возможности гордиться чем-то хорошим, то хотя бы плохим, но надо. К примеру тем, что мафия у нас сильнее! Ай да мы!
Под перестук колес заснулось легко. Но, видно не всю избыточную влагу я выдворил – сон приснился жуткий… Я бежал во весь дух. Но Тот не отставал. Он ковылял, мерно постукивая своей палочкой по брусчатой мостовой, покряхтывая и неторопливо вытирая пот со лба розовым платочком. От бега на пределе сил в горле пересохло, липкая слюна стягивала рот; сердце, казалось, вот-вот лопнет, как воздушный шарик, размазавшись по грудной клетке кровавыми слизкими клочьями, но оторваться от своего преследователя я не мог. Его удручающе ленивый шаг, растянутый в скучающей улыбке бесформенный сизый рот, тускло поблескивающие круглые очки – все мчалось вслед за мной, словно привязанное на веревочке… Я задыхался от ужаса. Вдруг плечо мое начало трястись. Весь мир вокруг стал содрогаться, голова болталась, как у китайского болванчика и я… проснулся. Рядом стояла Тома, жизнерадостно тормоша меня и приговаривая:
– Вставай, соня, проспишь станцию!
Вот-те на! А что же Вилли? Почему не разбудил? Ладно, разберемся. Я быстро собрался. Тома пошла провожать меня. Я нежно чмокнул ее в щечку, вдохнул аромат юности и французской косметики, и улыбнулся, глядя в мерцающие темные глаза. Это было прощание без слов. К чему слова? Они способны приземлить любое чувство, низведя его до уровня банального обмена любезностями. Я лишь ласково погладил ее трепетный стан, круто переходящий в налитые страстью и силой бедра…
От воспоминаний о бедрах меня оторвал непонятный скрип. Человек, сидящий по-турецки на какой-то доске с колесиками, покатился прямиком за ряд прилавков, чтобы поближе рассмотреть телевизоры, расставленные на столах для ремонта.
– Туда нельзя! – повысил голос один из наших.