Гениальная кошка лениво понюхала прозвучавший в ее честь комплимент и, сочтя его несъедобным, завалилась спать на Машины фото.
Маша метнулась к Кылыниному тайнику, рванула шкаф-дверцу.
– Так… – Ее щеки окатило румянцем. – Что у нас носили в 1894? Турнюры уже вышли из моды. Модерн позже… Нужна шубка и шапочка… – (Прошлый раз Маша оказалась в Прошлом осенней зимой 1884 года, в одном платье и шелковых туфельках – и грела ее только любовь!). – Прекрасно!
Скрупулезность «Девы»-Кылыны не в первый раз сослужила им добрую службу – вся одежда была помечена бирками с указанием сезона и года.
– Маша, я что-то не понял. – Мир удивленно изучил внезапную Машу – возбужденно-счастливую, нетерпеливо подпрыгивающую. – Ты куда собираешься? На карнавал? – воззрился он на содержимое шкафа.
– Тут есть и мужские вещи.
К полосатому «пиджаку Остапа Бендера» прижималось мужское пальто с бобровым воротником.
– Мир, иди сюда. Подпрыгни! – потребовала Ковалева. – Там на антресолях, в шляпных картонках, наверняка есть цилиндр. Ага, вот шуба! А ботики? – Согнувшись, она полезла под вешалку, но вернулась с половины пути. – Ой! Ключ! Нужен ключ от гостиницы «Националь».
– Первый ряд. Двадцать седьмой крюк сверху. – Белладонна, вылизывающая языком свою белую шкурку, оторвалась от сего благородного дела. – Замок от него – в третьем ящике снизу. Дом гостиницы «Националь» сгорел в 41-м.
– Мир, беги в коридор, – послала Красавицкого Маша. – Там шкаф, в нем много ключей.
Влюбленный и недоуменный, Мир послушно направился в указанном ему направлении и нашел шкаф с ведьмацкими метлами, шкаф с колдовскими банками-склянками и третий – от пола до четырехметрового потолка, заполненный тысячью тысяч ключей, висевших на тысяче тысяч крючков.
– Первый ряд, двадцать седьмой сверху, – закатив глаза, он начал считать. – Раз, два, три…
На двадцать седьмом ключе висел картонный брелок:
– Боже! Но этого не может быть.
– Тише, тише… – шикнула Маша. – Я ж тебя предупредила!
Но предупредительность спутницы не могла упредить здоровой реакции на невозможное.
Прибыв на такси к крещатицкому кинотеатру «Орбита», Маша (разряженная, вопреки лету и летам, в шубку с маленькой муфтой и круглую шапочку) подошла к относительно новой двери, вытащила из ридикюля большой ржавый замок, вставила в него дряхлый ключ, повернула, взглянула на часы, прошептала две фразы: