«Ужас окружающих. Мы дали слово бонне скрыть событие от мамы», – так вспоминала об этом Анна Андреевна.
«Любопытно. Получается, что…»
– Перепела по-генуэзски, извольте-с! И, специально для обворожительной дамы, яйца-кокотт с шампиньоновым пюре. Поистине замечательные!
Дама попыталась отвесить невнятный благодарный кивок и приметила еще одну даму, за столиком поодаль. Дамочка глядела на Машу с прожорливой завистью. Хоть вряд ли прожорливость относилась к шампиньонам, скорее – к несказанно красивому Миру.
«Почему он влюблен в меня?»
– Водка «Шустовская», «Смирновская», «Московская Особая», коньяк «Отборный».
– Помилуйте, я с дамой, – пробасил Мирослав.
– Имеются вина. Заграничные: бордосские, итальянские…
Как-то Л. К. Чуковская заметила: «Киев – вот веселый, ясный город, и старина его нестрашная».
«Да, это так. Но я не любила дореволюционного Киева. Город вульгарных женщин», – призналась Анна Ахматова…
И этим признанием мигом настроила Машу против себя.
Ковалева подняла возмущенный взгляд на лакея (тут же ретировавшегося).
«Не любить Киев! Ладно сейчас… Но дореволюционный!»
Обвинила взором яйца-кокотт (возлежащие на специальной подставке, с выемками в форме яиц и ручкой в форме голоногой богини).
«Она бы еще сказала, Киев – не Питер! Да кто она такая?!»
Отвернулась к окну и таки нашла там поддержку, в лице возвышавшегося на горе Института Благородных Девиц.
В меню которого яйца именовались «куриный фрукт», дабы скрыть от благородных воспитанниц неблаговидное происхожденье этого предмета. И в благородных стенах которого девица Анна Горенко никогда не училась, что дало студентке возможность уличить ее в плохом воспитании.
«То же мне аристократка! Дочь инженера. Курсисточка».
– Расстегайчики с трюфелями-с! Очень недурственные.
Но на «расстегайчиках с трюфелями» Ахматова была прощена:
«Киевский Врубель. Богородица с безумными глазами в Кирилловской церкви. Дни, исполненные такой гармонии, которая, уйдя, так ко мне и не вернулась» – последняя из «киевских» записей Анны Ахматовой.
Маша непонимающе мотнула головой.
«Не любила Киев» не вязалось с «исполненными гармонии днями».
Любовь к Мишиным картинам – с плохим воспитанием.
И в Киевском храме Премудрости Бога,
Припав к Солее, я тебе поклялась…
Киевица отложила журнал.
Пока она переживала свои спорные отношения с будущей Первой поэтессой России, Мир успел окончательно акклиматизироваться в Прошлом, перепробовав пять заграничных вин – «Вино Санто», «Лакримо Кристи», «Болгатур», «Мальвазия», «Кахетинское» – и выбрав последнее.