— Прости, но это не моя мечта, а твоя. Я же планирую устроиться переводчиком в посольство или международную компанию.
Я удивляюсь, но виду не подаю. Не знал, что у девушки такие глобальные планы. Когда мы были вместе она совершенно не задумывалась о будущем. Как много я не знаю о ней новой?
На самом деле, уверен, что много. Я не особо интересовался, чем бывшая занималась после нашего расставания. Встречалась ли с кем-то, завела ли новых друзей. Не то чтобы мне было всё равно, просто не считал нужным знать. А сейчас почему-то снова интересно узнать, какой она стала, без всей её бравады.
Оставшееся время ужина проходит довольно неплохо. Двоюродная сестра Ники всё же завоёвывает моё расположение: весёлая, искренняя девушка. Становится ясно, почему Жуковская так привязана к ней.
Когда мы поднимаемся в спальню, Ника спешно начинает застилать постель новым бельём, что-то бормоча себе под нос. Мне нравится злить её, подначивать. Наши отношения и в прошлом были такими. Поэтому не найдя ничего лучше, я просто укладываюсь в кровать, разваливаясь на свежих простынях.
— Левицкий, ты серьёзно думаешь, что я пущу тебя в свою постель? — рассерженно осведомляется она. — Так и быть, я разложу кресло, поспишь там. Или можешь спать на полу, дело твоё, пупсик.
— Золотце, — в тон девушке, отвечаю я, приподнимаясь на локтях и с возмущением глядя на неё. — Я притащился сюда по твоей просьбе, и дико устал. Если тебе так хочется, то ложись на кресло, на пол, да хоть на подоконник. Но я сплю на кровати.
— А не обнаглел ли ты, лапуля?
— Что ты, любимая, — язвлю я. — Но так и быть, по старой памяти я позволю тебе разделить со мной половину кровати.
— Спасибо вам, о Великий сударь Левицкий, за оказанную мне милость, щедрость и великодушие, — скривляется Ника, и отвешивает показательной поклон. — Что ещё изволит ваша душенька? Быть может, синьор желает отпить водицы перед отходом ко сну? Или сделать вам расслабляющий массаж, милостивый господин?
— Аккуратнее с обращениями, золотце. Меня это возбуждает, — с издёвкой подмигиваю я бывшей.
Лицо Жуковской тут же краснеет. Она с раздражением швыряет в меня оставшуюся наволочку, и с громким хлопком двери скрывается в ванной.
— Божечки, и я наивно считала его лучшим, — доносится до меня из-за закрытой двери.
И это заявление заставляет меня бурно рассмеяться.