Которых не понять.
Что-то такое болезненное и тревожное разрасталось в груди. Полина не понимала, почему разволновалась. Сердце разогналось, юлой закрутилось.
Она убегала.
От песенных слов убегала зачем-то.
Роберт еле поспевал за Полиной, отставая на несколько крупных шагов.
— Поля, что случилось? — окрикнул.
Но девушка неслась вперед, глядя себе под ноги, а голос настойчиво гнался за ней, ураганом разбрасывая мысли:
Кто-то простит, кто-то поймет.
Но от меня любовь не уйдет.
И на песке, размытом волной.
Я напишу образ твой.
Остановилась.
Замерла.
Глядя перед собой.
— Полин, тебе плохо? — промаячил где-то сбоку обеспокоенный голос Роберта.
А она не слышала ничего. Ни единого слова.
В ушах гудели слова песни проклятые.
Смотрела вперед, а внутри через мясорубку внутренности прокручивались. Медленно, с наслаждением.
Горло спазмом схватило.
Пульс пулеметными залпами зашелся…
Он тоже смотрел на нее.
И не верил. И ошибиться страшно. А как можно ошибиться, если каждый атом внутри кричал «ОНА!»? Как ошибиться, когда смотрела глазами своими тягучими, вязкими как расплавленная карамель?
— Вот черт, — Роберт поравнялся с Полиной, укрывая от фигуры, нависшей грозовым фронтом.
Откуда он здесь? Почему? Почему сейчас? Зачем?
Роберта вращало внутри. Как на карусели в парке аттракционов, когда уже блевать хочется, а она всё крутится и крутится… Крутится и крутится…
— Лёх, давай без истерик? — предупреждающе выставил пятерню Гризманн, тормозя слегка подавшегося вперед Воронцова.
Алексей только сейчас заметил бывшего друга. Перевел взгляд с Полины на него.
Потом снова на девушку. Полина… Роберт…
Это как?
Воздух моментально загустел, забродил, скис.
— Па, — тихий, тоненький голосок ворвался в самую гущу этого воздуха.
Полина вздрогнула.
Медленно глазами проскользила по Воронцову, запирая каждую дверь в памяти, чтобы ничего в ней не сохранилось. Ни единого миллиметра его тела, одежды, эмоции.
Опустила взгляд вниз, ощутив удар под дых.
Кудрявый белобрысый мальчонка вцепился маленькими ручками в икру мужчины. Испуганно нахмурил светлые бровки и уткнулся носом в джинсы, прячась от настойчивого внимания чужих глаз.
«Полинкин, я сделаю генетическую экспертизу. Зефирка, — упал перед ней на колени, обхватывая щиколотки девушки руками, вцепился клещами намертво, словно она вот-вот исчезнет, — этого не может быть. Я не верю! Это не мой ребенок, Зефир! Любимая моя, родная…».