– Ну что? Чем все дело кончилось? Узнала про Дэна директриса? – заваливает меня вопросами Соня. – А наши что?
В двух словах я пересказываю ей о том, что сегодня было, но она требует подробностей.
– А Ямпольский? Директриса его спрашивала? Он что сказал?
– Как все. Выгораживал Дэна.
Соня вздыхает.
– И Чернышов тоже?
– Петька – нет, он меня поддержал, – сообщаю не без гордости.
– Ого! Вот молодец! Наш человек! – радуется Соня. – Ой, я чуть не забыла… меня с понедельника выписывают. Продержитесь там без меня еще немного?
Я смеюсь – как будто она у нас главная ударная сила. Но на самом деле я ей страшно благодарна, и после ее звонка настроение у меня заметно улучшается.
До вечера я делаю уроки, а около шести вспоминаю про Петьку. Его тренировка уже закончилась, значит, он должен быть дома. Поднимаюсь к нему, стучу. Петька открывает не сразу, да еще так, будто не хочет, чтобы я вошла.
На площадке светит лишь тусклая лампочка, и у него в коридоре тоже полумрак, так что Петькино лицо полностью закрывает тень.
– Ты один?
– Угу. Мать в магазин ушла. А Ванька еще гуляет.
Он говорит как-то странно, будто шепелявит.
– Не впустишь? – спрашиваю.
Чернышов пару секунд мнется, но потом распахивает дверь пошире.
– Заходи.
Мы проходим в комнату, и у меня невольно вырывается вскрик. У Петьки разбиты губа и бровь, на скуле багровеет назревающий синяк. В черных кудрях застряли какие-то сухие веточки.
– Кто это сделал?
– Шатохин, Сенкевич, Гаврилов, да, короче, почти все наши пацаны…
– Прямо там, в «Байкал Арене», что ли? Там же столько людей, охрана…
– Да нет, уже после тренировки. Когда я на остановку шел. А эти там торчали… поджидали.
– И что, никого не было? Никто не вмешался?
– Да зачем мне кто-то? – вскидывается Петька. – Я и сам справился. Ты бы видела, как я Гавриле и Шатохе втащил!
И Чернышов важно демонстрирует мне сбитые в кровь костяшки.
– Ужас… – охаю я. – Давай я хоть обработаю ссадины.
– Ай, да так заживет, – отмахивается Петька. Но когда я беру у них в аптечке перекись, вату и тюбик с гепариновой мазью, Чернышов послушно усаживается и подставляет свое израненное лицо.
Я стараюсь всё делать очень аккуратно, даже нежно, чтобы не причинять ему лишнюю боль.
– Потерпи еще чуть-чуть, – шепчу, нанося мазь на припухшую скулу. Затем немного отстраняюсь и вижу, что Петька сидит с таким блаженным выражением лица, словно вот-вот замурлычет от удовольствия.