Дальше мы уже перевели тему на Светкины мамские будни и закрыли
тему с Ромой. Мне стало чуточку полегче. Я просидела у нее до конца
рабочего дня, и когда домой вернулся её муж, быстренько прошмыгнула
в подъезд. В телефоне хранился контакт «проверенного таролога» и я
имела хоть какой-то план действий.
Дома пахло какой-то выпечкой, и я с порога насторожилась. Мама
уже много лет не пекла ничего углеводного и калорийного. Она
тщательно следила за фигурой, не ела после шести вечера и вообще
всячески себя берегла, лелея надежду обзавестись мужем.
Я прокралась на кухню вслед за запахом и наткнулась на жующего
Николашу. Мамин ухажёр увлеченно поедал сдобные улитки с корицей и
маком, запивая их чаем в гигантской кружке. Эта картина моментально
вызвала во мне протест. На нашей с мамой уютной кухоньке сидел
субъект, который никак в неё не вписывался.
- Здрасьте, - с неудовольствием в голосе процедила я. – А вы,
простите, надолго у нас?
- Таня! Веди себя прилично, пожалуйста. Николай Петрович теперь
живёт с нами. Он теперь твой отчим, - назидательно произнесла мама,
а я разинула рот, не успев донести до него ароматную булку.
- В смысле – отчим? А уже штамп в паспорте, что ли, есть? –
вытаращила я недоверчиво глаза, переводя их с невозмутимо жующего
«отчима» на раскрасневшуюся мать.
- Таня, ну не будь такой старомодной. Зачем нам штамп? Нам
просто вместе хорошо. Ты и дальше можешь жить с нами, если
захочешь, но помни, что квартира моя. А ты уже тоже немаленькая
девочка, и у тебя должна быть своя жизнь.
От такого жирного намёка на то, что я занимаю чужую жилплощадь и
мешаю новоиспеченному материнскому счастью, есть булочку совсем
расхотелось и я аккуратно положила ее обратно на тарелку.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я отправилась в свою
комнату, попутно оглядывая квартиру как бы со стороны. Старенькая
двухкомнатная хрущевка с обоями, которые были со мной с самого
детства. А это не меньше двадцати лет назад. Старая советская
мебель, цветастые занавески на окнах.
Коридор, одним концом упиравшийся в кухню, вторым вел в
просторный зал. Он же был маминой спальней все эти годы. Из зала
белая крашеная дверь вела в мою комнату. Там было единственное
окно, выходившее на старый раскоряченный карагач, который заслонял
дневной свет и хорошо спасал от зноя летом. В моей комнате был
школьный письменный лакированный стол, односпальная кровать с новым
матрасом и ортопедической подушкой, стереосистема начала нулевых на
отдельной тумбе и икеевский платяной шкаф. Обычная квартира обычной
неполной семьи, где все деньги уходят на житьё-бытьё, и до ремонта
кубышка просто не доходит. А теперь, если Николаша будет жить с
нами, то мне придется ходить через них в туалет, на кухню и к
входной двери. Мозг отказывался принимать такой расклад.