Проснувшись рано утром, я в сопровождении Марко, младшего внука Инесс, отправилась за своими вещами, чтобы перенести их в новый дом. По дороге Марко рассказывал о работе, звал вечером на площадь послушать местных музыкантов, белозубо и ослепительно улыбался и флиртовал напропалую.
Зная, что флирт и заигрывания у итальянцев в крови, я не воспринимала его намеки всерьез, ответно улыбалась, но ни на что не соглашалась.
А после завтрака Инесс повела меня в свою мастерскую — небольшую комнату рядом с кухней, где высокие открытые стеллажи из грубо обтесанного дерева были завалены нитками, лентами, тканями, рисунками и схемами. Невысокий широкий станок стоял у окна с уже натянутыми нитями, но без рисунка.
Я подошла к нему и аккуратно потрогала туго натянутые нити, провела пальцами по раме и почувствовала отклик, как будто где-то тонко зазвонил колокольчик, а услышала я одна.
— Я научу тебя всему, что умею сама, — предложила Инесс, усаживаясь на стул, — но ты пообещай, что передашь эти знания дочери. И что всегда, слышишь, всегда будешь делать картины по душе, а не по деньгам, иначе дар отвернется.
— Какой дар? — теряясь под внимательным взглядом, задала я вопрос женщине.
— Дар творить красоту.
В итальянском я была не сильна, но перевела слова Инесс именно так.
— Почему вы не передали свой дар Марии?
— Не ее это, не ее.
Я заморгала, пожала плечами от неловкости, не зная, что ответить. Меня покорило творчество Инесс, но связывать себя обещанием, тем более таким размытым и непонятным, не хотелось.
— А если не будет дочери? Сын родится?
— Уж я-то вижу, что будет дочь. Две дочери. Я пожила на этом свете достаточно, чтобы, наконец, дар привел тебя ко мне.
Списав на то, что могу неправильно перевести и понять фразу, я отмахнулась от информации про дочь и спросила:
— А долго учиться?
— Ты быстро освоишь. Главное, открой сердце.
Все становилось чудесатее, но от этого интереснее. И я согласилась.
Теперь мои дни наполнились нитями, картинами, красками и разговорами. Инесс оказалась болтушкой, пересказав всю свою жизнь, действительно интересную.
Ей было двадцать два года, когда по обмену в университет Хельсинки, откуда Инесс родом, приехала делегация итальянцев. Жгучий брюнет, страстный, высокий, с заразительным смехом покорил девушку с первого взгляда.