Он был большим камнем когда-то,
Стоял на стремнине один
Над гладью воды синеватой,
Единый реки властелин.
И волны речные ласкали,
Давая покой его силе,
Тот камень, но жизнь забирали
И силу тихонько точили.
Другие пришли великаны
И правят на этой реке,
А маленький сточенный камень
Забыт на прибрежном песке.
«Жизнь – нелепая суета. Она похожа на закваску, которая бродит минуты, часы, годы или столетия, но рано или поздно перестаёт бродить. Большие пожирают малых, чтобы поддержать своё брожение, сильные пожирают слабых, чтобы сохранить свою силу. Кому везёт, тот ест больше и бродит дольше других – вот и всё».
Волк Ларсен.

Пред смертью вольно или невольно, спокойно и размеренно или судорожно, человек мысленно обращается к своему прошлому. В этот момент равное внимание уделяется всему сделанному и не сделанному, хорошему и плохому, пережитому и обойдённому стороной. Происходит моментальная, а у кого-то специально длительная оценка своего жизненного пути. Многие хотят избежать такого оценивания, стараются перед тем как уйти из мира прогнать эти мысли из сознания. Но этого никогда не удаётся сделать. И хотя бесполезно пытаться что-то поправить за последние минуты, почти все в отчаянии делают такую попытку – криком откровения, мольбой покаяния, лепетом раскаяния, или мало ли ещё какой конвульсией. Надежды при этом связываются с тем, что наиболее полно в памяти людей откладывается последнее впечатление, и это верно. Поэтому понятно желание в последний момент свои жизненные деяния подкрасить. Однако, проблема в том, что никто обычно тебя уже не слушает, а зачастую вокруг просто уже нет слушателей. В театре тоже многие выходят, не дожидаясь окончания спектакля, по разным причинам. Особенно если спектакль был плохой.
На пороге смерти возникают разного вида защитные реакции, одна из которых проявляется в подчёркнутых жестах. Абсолютное большинство их рефлекторные, как бы попавшиеся под руку, поэтому часто далеко не к месту. Умение избежать глупых, а главное бесполезных истерических проявлений выглядит более благородно. Человек, перед смертью рвущий на своей груди тельняшку перед глазами своих врагов, вызывает смутное ощущение, что он неудачник. Так вот – оно не смутное.