В
поисках денег я сначала открыла бюро, пересмотрев все его ящики, и
в одном из них нашла полную нераспечатанную чековую книжку с
привязкой к какому-то неизвестному мне безымянному счету в
Гринготтсе. Опять же, обычная практика для нас в дни первой войны.
По заданию Лорда, наши люди открыли множество таких вот небольших
анонимных счетов, воспользоваться которыми мог любой, имеющий
привязанный к счету чек. Исходя из каких-то неведомых мне правил
внутренней безопасности, гоблины не разрешали иметь на таких счетах
более пяти тысяч галеонов, однако не ограничивали никак в
количестве выпущенных чековых книжек, беря с нас за выпуск каждой
такой достаточно много денег. Книжку я, пока, оставила в ящике как
есть. Счёта, к которому она была привязана, я на память не
вспомнила. Совершенно не знакомое сочетание букв и цифр. В каком он
состоянии и осталось ли на нем вообще хоть что-нибудь, или,
например, было конфисковано Аврорами пятнадцать лет назад, тоже не
имела ни малейшего представления, как и кто его открыл и кто
получит сигнал о том, что я пришла в одно из отделений банка с
таким уникальным чеком. Да и чтобы воспользоваться им надо было
лететь в Лондон или в Эдинбург, что в принципе могло быть для меня
достаточно проблематично. Захлопнув единственный наполненный хоть
чем-то ящичек бюро, я двинулась к книжному шкафу, лелея надежду
найти деньги и палочку там. Открыв центральную непрозрачную дверь,
я увидела на нижней, свободной от книг, полке искомый кошелек, судя
по размеру хранивший в себе искомые две сотен галеонов. А вот на
обратной стороне дверки крепилось ростовое зеркало, отразившее меня
во всей красе. И я сейчас не иронизирую. Из зеркала на меня
смотрела я, но в очень неожиданной интерпретации.
Я,
конечно, сразу же узнала себя в девушке, одетой в вязаное платье
малинового цвета, которое я наблюдала на себе последние полчаса с
момента моего пробуждения на кладбищенской скамейке, однако что-то
с моим отражением было сильно не так, и спустя пару мгновений я
осознала необычное. Мои волосы. Когда-то иссиня-черные, как моя
девичья фамилия, но поседевшие жутко раздражающими меня неровными
клоками в Азкабане. Восстановлением которых я истово занималась все
свои три года жизни после тюрьмы, и умерла, так и не добившись
приемлемого результата. В зеркале они отражались как единая
антрацитово-черная масса, без единой седой прожилки. Я тут же
поднесла косу к глазам, чтобы убедиться, что зеркало мне не врет и
не показывает мне то, что я хочу видеть, вместо того что есть на
самом деле. Попадались мне в моей жизни и такие зеркала. Да чего
только не попадалось в хранилищах артефактов старых семей.