А не делать их ещё более жестокими.
– Проходите. Заключенного не касаться, ничего не передавать, – в десятый раз повторяет мужчина. – У вас будет четыре часа. Когда закончите, проведу вас обратно.
– Я останусь здесь одна?
– С Хасановым будет надзиратель.
– Погодите, я должна была…
Но мужчина меня не слушает, захлопывая за собой дверь. Я остаюсь одна в крошечной комнате. Стены начинают давить на меня, будто всё больше сдвигаются. Не хватает воздуха.
Я взмахиваю блокнотом возле лица, лихорадочно соображаю. Я должна была встретиться с другим заключенным. Специально погуглила про него информацию. Старик за шестьдесят, давно сидит. Это меня успокоило.
А теперь я понимаю, что всё изменилось. В тюрьме всё перепутали? Или главный редактор дала неправильное имя? Как так получилось? Я ведь совсем не знаю, с кем теперь буду!
Фамилия кажется знакомой, но в памяти ничего не всплывает.
Осматриваюсь, стараясь зацепиться взглядом за что-то интересное. Это всегда помогало, когда я начинала паниковать. Но комната почти пустая. Здесь только два стула и стол, прикрученный к полу. И камеры под потолком.
Я вздрагиваю от скрипа двери.
Резко оборачиваюсь. И если раньше комната казалась мне маленькой, то теперь она будто превратилась в крошечную кладовку.
Тело немеет, не слушается меня.
Взгляд липнет к незнакомому мужчине. Заключенному.
Боже, какой он большой!
Словно гора. Огромная, широкоплечая гора.
Тюремная роба трещит на нём по швам, ткань вот-вот лопнет из-за его размеров. Даже так я могу рассмотреть его натренированное тело. А ещё этот Хасанов высокий. Не думаю, что когда-то встречала настолько высоких людей.
От него веет мощной, опасной энергетикой.
Встречаюсь взглядом с мужчиной, и всё внутри скручивается от страха.
У него не глаза.
Черная, беспросветная бездна.
И теперь мужчина так же откровенно рассматривает меня. На загорелом лице появляется широкая ухмылка, от которой у меня холодный пот стекает по спине.
– У вас четыре часа, – оповещает надзиратель, тянется к поясу, доставая ключи. – Я буду всё время находится в помещении.
– Можно оставить его в наручниках? – прошу совладав с голосом. – Это ведь не запрещено?
– Боишься меня, детка? – у Хасанова оказывается низкий, хриплый голос. – Не стоит. Я буду нежным. Если хорошо попросишь. Ты умеешь просить, лапуль?