– Отпустите!.. – лихорадочно пытаюсь убрать его руку от себя и отодвинуться. – Мне неприятно, – голос больше похож на визг. – Я не хочу тебя, – не контролируя речь, перехожу с ним на «ты», сама того не осознавая.
Хотя какая сейчас разница?
Только после начавшейся истерики Максимилиан поднимает свой, вмиг ставший звериным, взгляд, резко обхватывает мою челюсть пальцами, крепко сжимая в стальных тисках, отчего моя рука машинально ложится поверх его.
– А кого ты хочешь? – голос звучит, как удар плетью. Он расценил мои слова не как страх, а как нечто иное.
В панике, лишь бы прекратить ужас этой ночи, прекратить его попытки обладать моим телом, я использую слова Максимилиана в свою пользу, сама не понимая, что творю…
– Другого, – тяжело дыша, шепчу на выдохе, не моргая смотря в чёрные, мужские глаза. – У меня было много мужчин. Вряд ли ты захочешь иметь потрёпанный товар в своей постели, – то ли алкоголь даёт о себе знать, то ли страх, что отступать назад уже нельзя, двигает мою тупую голову и язык продолжать нести эту чушь. – Ты знаешь, что я говорю правду, ты же видел, как я легко общаюсь с другими мужчинами…
Замолкаю, сглатывая ком от его исказившегося, нечеловеческого выражения лица.
– Ты чё несёшь?! – зажмуриваю глаза от мужского рыка над моим лицом. Неожиданно Максимилиан больно хватает меня за волосы и насильно поднимает с постели, я не понимаю, как за считанные секунды оказываюсь прижата к холодной стене. Мускулистая рука обхватывает мою шею, сжимая. – Аурелио Лучано клялся, что его дочь чиста! – металлическим голосом чеканит Максимилиан, в то время как я начинаю задыхаться, пытаясь отодрать его руку от своей сдавленной шеи.
– Откуда ему знать? – хриплю, хватаясь за плечо Макса, по всей видимости я решила умереть, раз продолжаю врать. Я не контролирую свой язык, он потерял соединение с мозгом и продолжает накидывать ложь для убедительности. – Посмотри на синяки на моей ноге, видишь? Следы страсти с другим… – я уже не могу внятно говорить, потому что действительно становится нечем дышать.
Когда мои глаза начинают закатываться, муж резко отпускает, бросая ненавистный взгляд на бедро, где красуется уже пожелтевший синяк с того вечера, когда отец избил меня.
Максимилиан отклоняется в сторону к тумбочке, пока я лихорадочно хватаю ртом воздух, а затем в считанные секунды к моему виску прижимается, что-то холодное. Дуло пистолета…