Марфушка, безобразная и злая карлица, так называемая невеста горбатовского карлика Моськи, пискнула совсем даже нечеловеческим голосом: «слушаю-с» и выкатилась как кубарь, исполнять приказание княгини.
– Ну что, голубчик, скоро ли все дела-то устроишь? – продолжала княгиня. – Ничего, хорошо, приучайся быть хозяином, я вот женщина слабая – при муже-то ни о чем не имела понятия, а как осталась одна, так поневоле ко всем мужским делам приучилась. Теперь провести меня трудно, подавай мне каких хочешь законников – не испугаюсь… Что же, батюшка, из Петербурга-то тебе пишет кто, что ли?
– Пишут, тетенька…
В это время вошла Таня, такая обрадованная и сияющая.
– Как это мило, Сережа, что заехали, а у меня, кстати, для Лены маленький подарочек есть, вышила ей новым узором платочек; к утру-то не поспела кончить, завтра чуть свет послать думала, а теперь вот вы ей и свезете. Что, хорошо на дворе?
– Чудо какая ночь! – сказал Рено. – Холодно немножко, нос пощипывает; я прежде боялся такого мороза, а теперь привык и люблю, и если мне придется покинуть Россию, я буду очень грустить о русских зимних ночах… Мы в маленьких санках, Serge сам правил, а дорога у вас какая – не качнет!.. Скажите ему, княжна, чтобы он прокатил вас; лошадь смирная, а мчит как стрела.
– Вы на какой… на Орлике? – живо спросила Таня.
– Да, на Орлике, – отвечал Сергей, благодарно взглядывая на Рено.
– Ну так, конечно, прокатимся… маменька.
– Да катайся, коли охота, мне-то что, не с чужим ведь человеком.
– Я сейчас!.. И велю подать сани! – говорила Таня, подбегая к окну и видя, что Орлика уже нет у подъезда.
– Вот вы спрашивали, тетушка, – сказал Сергей, когда Таня выбежала, – получаю ли я из Петербурга письма… Сегодня еще получил от Льва Александровича, да письмо-то какое! Пока мы с Таней будем кататься, вам Рено многое расскажет.
– Хорошо, буду слушать, только с условием, чтобы он не трещал, а то ведь я французский-то язык знаю не по-вашему… Ну, как тихо говорит человек, так все понимаю, а начнет трещать – и ни слова.
Сергей с улыбкой передал Рено слова княгини.
– Soyez tranquille, princesse, я буду говорить тихо, тише вашего… когда я захочу, так меня понимает даже Петр Фомич.
Из двух слов «Петр Фомич» Рено нарочно сделал что-то совсем невообразимое. Он выговорил их так, что Сергей, не удержавшись, громко засмеялся. А княгиня закусила губы и не особенно дружелюбно взглянула на француза.