Гораздо позже она поняла, что Хорунжий все это спланировал: и знакомство, и ссору.
Щенка Федор Степанович поставил на ноги в две недели. Никита привез Фрая все на той же бричке и с тех пор стал изредка заглядывать к ним после занятий. Тамара его тут же окрестила «наш женишок», а Хорунжий только ухмылялся. Иногда они с Никитой усаживались за шахматы; в такие вечера Леся закрывалась у себя и не входила в кабинет отчима…
Теперь – пустой, полутемный, с задернутыми шторами. Там его книги и навсегда погашенная настольная лампа.
От этой мысли внутри у нее все помертвело. Чтобы не расплакаться, Леся глубоко вдохнула, прикрыла глаза и тут же почувствовала тошноту. Ком подступил к горлу, она сглотнула, пытаясь избавиться от ужасного вкуса во рту, и напряглась как струна. Вот оно – опять. То, что она подозревала и чего боялась…
В конце апреля Никита на неделю уехал к родителям в Россию, мать – в служебную командировку, и они с Петром остались вдвоем. До этого они почти не разговаривали, тем более, что все это время он выглядел подавленным. В тот вечер он допоздна засиделся за ужином в компании Лохматого и Юлианова. Но как только за ними захлопнулась дверь, Петр без стука ворвался в ее комнату.
– Ты с ним спала? – его черные, как антрацит, глаза косили от ярости. – Отвечай!
Он схватил ее за плечи. Она почувствовала боль, услышала запах спиртного, но не подала виду.
– Нет, с Никитой у нас ничего не было.
– У нас?
– У меня.
– Зачем же ты с ним нежничаешь?
– Ты сам этого хотел.
– Ты не врешь мне, Леся? Я без тебя умру.
– И со мной умрешь.
– Кохаю тебе.
– Дурню, – пробормотала она, обнимая его.
– Так. Свята правда. Xi6a ж тo6i зрозумiти, як я скучив…
Они еще не раз были вместе. Даже когда вернулась из командировки мать.
Догадывалась ли Тамара? Скорее всего, нет. Она ревновала к другим, к другому. И совершенно не понимала, что за человек ее муж. Верила сплетням, что у Хорунжего полгорода любовниц, а он женщин мучительно жалел… Эту его нежность Леся знала с детства, когда Петр приголубил ее, заменив и мать, и отца.
Что могло свести их с Тамарой? Леся хорошо помнила, как они с матерью колесили по местечкам и селам от Днепра до задонецких степей. Ни дома, ни еды, ни одежды – не говоря уже о школе и друзьях. Ее револьвер в тяжелой рыжей кобуре, кожанка, пропахшая конюшней и немытым телом… ничего женского. На вопрос, где отец, Тамара коротко отвечала: «Надеюсь, уже в могиле, контра». Потом возник Хорунжий, и шестилетнюю Лесю отправили в Полтаву, к его матери, на целый год – пожить в тепле и откормиться. В ту пору она была черной, тощей и совершенно дикой. Через год он приехал и забрал ее к себе – уже навсегда…