На четвертый раз Мишелю повезло. Ратибор Макаров был один. Не
смотря на имя телосложением обладал не богатырским, а самым
обычным. Парень сидел за столом недалеко от барной стойки на втором
этаже ночного клуба. Звуки музыки здесь были не такие уж громкие и
не заглушали собственные мысли. А сейчас Ратик, как звали его свои,
думал.
Бывает такое состояние под утро, когда уже начинаешь потихоньку
трезветь, накатывает какая-то меланхолия, хочется побыть одному,
подумать. И, конечно, в такие моменты больше всего раздражают люди,
которые пытаются тебя отвлечь.
Мишель, изображая пьяного, уселся за стол к Макарову опрокинув
при этом свой стакан.
– Коля́! – с сильным акцентом всплеснул он руками. – Ай эм
сори-и, Колья́! – добавил он пару слов на португальском
извиняющимся тоном, но как свойственно бразильцам для русского уха
их пара слов вылились в длиннющую тираду. Лишь после этого Ребейро
поднял взгляд и столкнулся с полными раздражения глазами Ратибора.
– Оу! Ты ни есть Николя! Сорри, май друг. – бразилец завертелся в
поисках потерянного Коли и спросил на смеси русского,
португальского и английского не видел ли он Колю.
– Не знаю, нахер, никакого Колю! – ничуть не проявив
снисхождение к туристу бросил тот в ответ.
– Сори! Сори! – уже возмущенно добавил Мишель.
– Вали с моего стола, – сказал Ратибор, присовокупив еще парочку
идиом, которым в первую очередь Ребейро и научили.
– Э́й, вошъе, омэ́и мау. Эу нун офэнди! Фи́лью да мулше́р венáл.
Суа аррога́нсия э инсупорта́вэл! У ке вошъе пэнса ки пушъе фасэр?
Компорте-си ком'ум аристократа! Сишун се дэшкульпар, еуш дешафьярэ́
ушъе па ум дуэлу. Уш кодишь ди онора душ кавалэйру э ума палавра
фамилиар пара вашъе?
Конечно, Макаров не знал португальского, и понял лишь слово
«аристократа», но смысл сказанного уловил по тону. Накопленная
внутри злоба нашла цель, на которую можно выплеснуться.
– Ну пойдем выйдем, если ты такой дохера смелый туристишка.
Всю дорогу до подворотни у бара, где обычно выясняли отношения
посетители, Ребейро не затыкался, доведя своими торопливыми тирада
Ратибора уже до берсеркерской ярости, и когда он развернулся, глаза
его полыхнули силой, Мишель попятился и уперся в стену.
– Ноу-но-но! – выставил он руки и показал два сжатых кулака. –
Как мужчина! – добавил он по-русски.