Потянулись однообразные дни, заполненные только учёбой, повезло
ещё, что в империи была десятичная система счисления, такая же как
та к которой я привык на земле, но все предметы, кроме математики
давались тяжело, многое приходилось просто запоминать.
Примерно через год, за который я окреп, но жирком не оброс, меня
снова вызвали в кабинет Владетеля. Отец там был не один.
– Сын – это императорский фельдъегерь он передал послание, что
через неделю тебя ждут в магической академии и отказ не
принимается.
– Возьми конверт и распишись, каждый маг должен делать это
лично, с оттиском своей силы, чтоб потом не было отговорок, что ему
дескать не передали. - Как распишешься, свободен, нам с
фельдъегерем есть ещё о чём побеседовать без тебя.
Внимательно прочтя письмо, я расписался, и приложил ладонь к
росписи выпустив немного силы, этому меня уже успели научить.
Покинул помещение едва не столкнувшись в дверях с камергером,
который на подносе нёс графин с янтарным напитком.
На следующий день, сидя на крыше любовался закатом и
медитировал, так как меня научили, на уроках “основы магии”. Вдруг
в середине медитации услышал обрывок разговора камергера и
казначея, которые проходили мимо окна, над которым я устроился,
видеть или слышать меня они не могли.
— Алекс де Му́ар не должен дожить до академии, — тихо проговорил
казначей. Что ему ответили я уже не расслышал, они отошли слишком
далеко…
Тишина. Она была такой же густой, как тьма, что окружала меня в
первые моменты моего пробуждения в этом мире. Но теперь это была
тишина не пустоты, а напряжения. Слова казначея, случайно
подслушанные мной, висели в воздухе, как ядовитый туман. "Алекс де
Му́ар не должен дожить до академии". Кто стоял за этим? Отец? Его
враги? Или, может быть, сам императорский двор, который не желал
видеть претендента на наследство Му́ара?
Я сидел на крыше, чувствуя, как холодный ветер пробирается под
одежду. Медитация, которая должна была успокоить мой разум, теперь
казалась бесполезной. Мысли крутились вокруг одного: кто хочет моей
смерти и как мне выжить?
На следующий день я решил не показывать, что знаю о грозящей
опасности. Вместо этого я стал ещё более осторожным. Каждый шаг,
каждое слово — всё было тщательно продумано. Миа, моя верная
горничная, заметила, что я стал более замкнутым, но я отмахнулся,
сославшись на усталость от подготовки к академии.