— Надеюсь, из-за произошедшего казуса у Дарьи Сергеевны не возникнут проблемы?
— Если вы переживаете за высказанное в мой адрес мнение — то нет. Меня больше удивляет факт, что Дарья Сергеевна решила отправить с документами вас, а не кого-то из коллег.
— У неё высокая температура. Дарья и так всю ночь провела за работой, поэтому я сама предложила помощь. Мы договорились, что я только передам папку юристам, но когда приехала, выяснилось, что Людмила Михайловна уже отправилась в суд вместе с одной из сотрудниц, а другая должна была присутствовать на каком-то совещании. Поэтому к вам поехала я. Только вот… — Я неловко запинаюсь, но всё-таки заканчиваю свои объяснения: — Уронила папку в лужу и села не в ту машину.
— Почему ваша сестра взяла работу, если так плохо себя чувствует? — Он строго хмурится, а у меня в груди всё распирает от возмущения.
— Наверное, потому, что ей эту работу поручили, несмотря на больничный! — высказываюсь я и тут же прикусываю язык.
Если сейчас начну болтать, что начальница у юристов весьма скверная дамочка, которой по большому счёту плевать на здоровье своих подчиненных, сестра мне спасибо не скажет.
— То есть… — лепечу, пытаясь исправиться. — Я точно не знаю… Ой!
Второй раз на те же грабли! Точнее, в ту же решётку шпилькой. В этот раз каблук не выдерживает и ломается, а я снова чуть не оказываюсь в луже. Упасть мне не дают сильные мужские руки.
Чувствую крепкое объятие на талии, уверенный рывок, и через секунду я уже прижата к жесткому мужскому телу.
— Осторожнее! — звучит мне в затылок.
Замираю, выдохнув, и враз забываю о том, что хотела сказать. Мне кажется, что Марк Константинович тоже не двигается, словно прирос к асфальту. В какой-то момент понимаю, что его лицо склоняется ниже, к моим волосам, а грудь вздымается, как от глубокого вдоха. Меня, что, обнюхивают?
— Спасибо. — Я чуть поворачиваю голову, пытаясь отстраниться.
Хватка на моей талии моментально ослабевает, но полностью меня не отпускают. И что самое неожиданное, мне до мурашек на коже приятна эта странная близость.
— Всё в порядке? — спрашивает Марк Константинович, прежде чем совсем отпустить.
Краснею, опуская взгляд на свои испорченные полусапожки. Каблук сломался так, что вряд ли подлежит ремонту.
— Да, — киваю убедительно, и мужские ладони едва заметно скользят по шуршащему материалу моего плаща, прежде чем совсем исчезнуть. — Спасибо ещё раз…