Нельзя тебя любить - страница 23

Шрифт
Интервал


— Очень приятно. — Он протягивает мне ладонь. Не хочется касаться, но отказывать как-то неправильно.

— Взаимно, — выдавливаю из себя улыбку и пожимаю руку.

— У вас что-то важное? — интересуется Серафима Васильевна, явно намекая на то, что мне пора.

— Нет-нет, ничего… — поднимаюсь на ноги и пячусь к двери. — Я попозже зайду.

— Алена Сергеевна, подождите, — окрикивает Владимир.

Черт. Сбежать не удалось.

— Что?

— Я хотел бы с вами поговорить о моем сыне.

Догоняет меня у двери и, слегка прищурившись, смотрит в глаза. Неуверенно киваю и поджимаю губы.

— Глеб — очень ранимый ребенок, — произносит Владимир и многозначительно молчит. Ждет моей реакции? Но какой?

— Я заметила, — язвительно усмехаюсь. Его «ранимость» я сегодня очень хорошо прочувствовала на себе. Хам и сволочь!

— Это всего лишь маска. Он очень тяжело переживает отсутствие матери и свое взросление, поэтому сильно диссонирует.

Надо же, как благородно прикрывать косяки в воспитании модными тенденциями. Взросление, переходный возраст и еще десяток возможных вариаций. Только все это туфта. И не надо мне ее втирать.

— А я думаю, что он просто избалованный капризный мальчишка, который считает, что ему все дозволено, — раздраженно выпаливаю. — И, скорее всего, именно вы его так воспитали.

Рыба гниет с головы. Это прописная истина.

— В этом вы правы. — Губы Владимира искривляются в опасном оскале. — Я всегда стремился сделать так, чтобы у моего сына было все самое лучшее. И не намерен отступать в этом вопросе.

— Я вас не понимаю, — складываю руки на груди, но внутри все трясется от страха.

— Если уж Глеб решил учиться в этой школе, — он делает паузу, — значит, вам придется соответствовать. Серафима Васильевна с готовностью идет мне навстречу.

— То есть мы недостойны обучать наследного принца? — хмыкаю я и ощущаю, как по позвоночнику струятся колючие мурашки. Начинает опять накрывать от страха и беспомощности, но я всеми силами пытаясь сохранить остатки достоинства и гордо вскидываю подбородок.

— Рот свой прикрой, — зло рявкает Владимир. — А то вылетишь отсюда и пикнуть не успеешь.

— Что? — Мои глаза шокированно распахиваются, а сердце замирает в груди.

— Алена Сергеевна, мы с вами позже поговорим. — Директор открывает дверь и буквально выпихивает меня из кабинета. Вот что сын, что отец. Одинаковые моральные уроды!