Поцелуй любви для недотроги, или Снегурочка в бегах - страница 11

Шрифт
Интервал


– Сейчас я вам мозги вправлю! – ору я сама не своя и запускаю в затылок быстро сориентировавшегося Ваньки его же любимую железную кружку.

Бывший успевает пригнуться, кружка бьется об дверь и отлетает рикошетом в голову бегущей следом за своим любовником Таньки. Оба, залитые остатками чая и заварки, судорожно дергают ручку двери.

– Куда?! Я еще не закончила! Милый, ты холодца хотел? Лови! – С размаху швыряю в изменщиков эмалированную емкость, в которой обычно оставляю застывать холодец.

Бинго! Прямоугольный тазик резво взлетает и приземляется шапкой-ушанкой точно на голову Ваньки.

– А-а-а-а, подожди. Какой холодец без мяса?! – Носорогом рвусь к столу, на котором размораживается говядина, хватаю кусок и швыряю следом.

Эх, жаль, уже почти размерзлось! Зато какое эффектное попадание! При столкновении с голой спиной Ваньки полиэтиленовый пакет рвется, мясо вылетает, обрызгивая все вокруг, но больше всего рвущуюся на выход парочку.

– Психованная! – визжит молочным поросенком бывший парень, а Танька молчит, молодец. Видать, проснулся инстинкт самосохранения.

Чем бы ему рот заткнуть, чтобы перестал издавать эти противные звуки? О! Молоток для отбивных! Отлично отбивает не только говядину, но и молочную свинину в подаренных мною красных трусах-боксерах!

Ой, уйдут, гады! Понимаю это по их расширившимся на пол-лица глазам и более интенсивным попыткам если не открыть, то выломать дверь. Хватаю молоток за ручку, но, увы, именно в этот момент дверь распахивается, и оба полюбовничка вылетают в коридор. Причем Танька, зацепившись за подол своего халата, выпадает в коридор на четвереньках. И только громкий топот ног по старому линолеуму, а потом оглушающий бабах закрывающейся двери говорят, что парочка смогла уйти от моей карающей длани.

Тяжело вздохнув, закрываюсь на замок и отупело смотрю на бардак в комнате.

Пока еще есть запал и злость, достаю все вещи Ваньки и вышвыриваю в коридор. Надеюсь, к утру их разберут жители общаги для своих нужд. Затем принимаюсь за уборку. Когда в комнате становится чисто, меня накрывает осознанием того, что сейчас произошло. Резко начинает болеть где-то в желудке, сердце придавливает бетонной плитой, а на глаза наворачиваются слезы. Усевшись на стул возле стола, бывшего когда-то праздничным, начинаю некрасиво, со всхлипами и подвыванием, но зато с полной самоотдачей рыдать.