— Поцелуй меня…
Кир замер на секунду. Да, я снова не подчинялась ему, меняла правила игры на ходу, но по-другому мне сложно.
Кирилл опустился на локти, погладил мое лицо, убрал мокрые волосы со лба и нежно коснулся губ. Ему всегда тяжелее давалась нега и ласка. Он необузданный мустанг. Ему нужно брать, подчинять, на вершину за собой гнать.
Я обвила его ногами, ягодицы вспорола ногтями, чтобы зарычал от недовольства и удовольствия одновременно. Кир даже сажая меня сверху, руководил, а когда я своевольничала бесился.
Он максимально глубоко в меня погрузился. Мы были так близко. Мы были друг в друге. Мы были равными. Держались и не отпускали, стонали в рот и дышали единым воздухом, пока последняя сладостная судорога не отпустила.
— У меня кое-что есть, — Кир поднялся, потянулся, как медведь с грацией тигра, и достал из стола рубиново-красный футляр. — Хотел подарить еще на банкете. Помнишь, номер, туда-сюда?
Я кивнула.
— Но ты же Золушка: предпочла другого принца и убежала в полночь.
— Не начинай, а? — Я была так расслаблена и совершенно не хотела ругаться. — Не ревнуй к ребенку.
— Не говори ерунды! — отрезал Кирилл. Он очень не любил, когда указывали на его недостатки, тем более такие детские, что ли. — Но ты не только мать, но и жена не забывай об этом, ок?
— А еще я человек, личность, медик…
— Вот именно: тратишь время на пёзды в поликлинике за копейки.
Я напряглась. Истома вмиг слетела. Так было всегда. Мне постоянно приходилось отстаивать свои интересы. То, что не касалось самого Кирилла и нашей семьи.
— Ты же знаешь, для чего я это делаю.
— Да, на работу хочешь выйти, но работа должна быть не в ущерб семье. Для денег — есть я, ты должна быть для меня, — и через пару секунд добавил: — И Пашки.
— Кир, у меня есть знакомый семейный психолог… — начала осторожно.
— Кто?! — с насмешкой уточнил.
— Мы оба чувствуем, что у нас проблемы…
— Нет, Машка, это у тебя проблемы. У меня их нет, — вспылил ожидаемо. — Твоя главная проблема, что забываешь, что в первую очередь ты — моя женщина. Не забывай об этом, иначе…
— Иначе что? — я тоже встала на дыбы. Мы мерились взглядами минуты две. Потом он трахнул меня. Исключительно, как он хотел. Поставил на мне метку, словно на вершину забрался, покорил Эверест и победителем спустился. А я осталась одинокой Джомолунгмой: горой, которую не спросили, хочет ли она быть покоренной.