– Даю слово командира Красной Армии, – поднялся
Александр Велга.
– Слово гамбургского докера, – сказал Руди Майер и
тоже встал.
– Слово ростовчанина, – поддержал Валерка
Стихарь. – Пусть мне никогда больше не увидеть левбердона.
– Слово солдата, – поднялся Курт Шнайдер. – Один
раз мы им вставили. Вставим и во второй.
– Слово русского крестьянина, – сказал Сергей
Вешняк.
– Слово берлинца, – поддержал его Карл Хейниц. –
И я готов возразить господину обер-лейтенанту. Это не было военной
хитростью, поэтому не стоит так уж себя винить. Нас просто взяли и
предали. Такое прощать нельзя.
– Они убили моих друзей, – поднялся Влад
Борисов. – Даю слово Стража Реальности, что предатели жизнью
заплатят за это.
– Слово русской женщины, – сказала Оля Ефремова.
– Слово феи, – сказала фея Нэла. – Я не
кровожадна, вы знаете. Но это не тот случай.
– Слово охотника, – сказал Свем Одиночка. – Или
умрут они, или я.
Стаканы сдвинулись с глухим стуком. Все выпили, сели и
потянулись к закуске.
– Скажи, Серёжа, – обратилась к Вешняку Нэла. –
Как крестьянин фее. Как это ты смекнул заранее сюда водку и хлеб с
салом притаранить? Прямо чудеса предвидения.
– Попашешь с моё землю да повоюешь, ещё не такая смекалка
вырастет, – под дружный смех товарищей ответил Вешняк. –
Продуктов-то здесь хватает. Штатных. Я и раньше проверял. А вот
беленькой, чёрного хлеба и сала не было. А ну как завтра в поход?
Куда ж без них солдату? Так и вышло.
– И много припас? – поинтересовался Шнайдер.
– С какой целью интересуешься?
– Хочешь я скажу, с какой? – подмигнул Валерка.
– Да ладно, – не поверил рыжий Курт. – Скажет он.
Прям вот так возьмёт и скажет.
– Бьёмся об заклад? – сощурился Валерка.
– Пари? Давай. На что?
– Если угадаю, ты отдаешь мне свой портсигар. Не угадаю,
забираешь мою финку.
Стихарь отцепил от ремня и положил на стол свою знаменитую,
бритвенной остроты, финку в кожаных ножнах. Когда-то он носил её в
сапоге, но те времена давно прошли. Шнайдер хмыкнул, полез в карман
и выложил красивый серебряный портсигар. Остальные с интересом
следили за происходящим.
«Только что эти люди дрались, вскочив посреди ночи с постели и
едва избежали смерти, – думал Влад Борисов. – Потеряли
товарищей. Дальнейшая их судьба и моя тоже – в полнейшем мраке. Мы
висим где-то посреди галактики, запертые в космическом корабле,
который сделан миллион лет назад неизвестной расой, и мы не очень
понимаем, как им управлять. Если бы меня спросили о наших шансах
просто выжить, я оценил бы их примерно так – один к тысяче. Тем не
менее эти люди не рвут волосы на голове, не истерят и даже не
напиваются в хлам, чтобы забыть об окружающей их действительности и
совсем не радостных обстоятельствах. Нет, они заключают пари о
какой-то ерунде и даже смеются. Удивительно. Никогда мне их не
понять. Я прожил интересную и непростую жизнь, побывал в серьёзных
переделках, в конце концов, дрался с вельхе на средневековых стенах
Брашена. Но, видимо, этого мало. Чтобы их понять, нужно пройти
такую войну, какую прошли они, и пережить то, что пережили они
после той войны. Другой бы сказал, что они просто очерствели
сердцем и ко всему привыкли, но я точно знаю, что это не так».