Я настолько погрузился в изучение
статьи и обдумывание возможных последствий, что чуть было не
пропустил приглашение в кабинет. Секретарь даже спросил немного
удивлённо:
– Неужели настолько интересный
номер?!
– Вы даже не представляете, насколько
– во всяком случае, для меня! – Абсолютно честно ответил я. – Не
подскажете, где можно приобрести несколько экземпляров?
Секретарь удивился ещё немножко
сильнее, но адрес книжного, где продаются в том числе и журналы,
подсказал, а к моменту выхода из кабинета даже схему проезда
нарисовал.
В магазине нашлось пять экземпляров
журнала, и я выкупил их все. Конечно, таким образом распространение
нежелательной информации не остановишь, да и не в этом цель, думаю,
все разойдутся с пользой для дела, и как бы даже маловато не
оказалось. Ещё пока был в Минске – зашёл в банк с чеком от
Имперской Канцелярии и зачислил денежную премию на семейный счёт.
Величина суммы вызвала весьма умеренный ажиотаж, хоть подлинность
чека и проверяли минут пять, но на этом и всё. Я же порадовался,
что не пошёл в банк в Смолевичах, там бы это был «шок и трепет». И
повод для обсуждений со слухами, которые запросто могли бы раздуть
сумму хоть до миллиона.
Разумеется, заехал и в лабораторию,
представиться по месту службы, пусть и вне штата. Этого требовали и
вежливость, и приличия, и субординация, не говоря уж о том, что
господин Пруссаков к подобным вопросам был чрезвычайно
чувствителен. Коллеги по долгу службы прекрасно понимали, что такое
секретность, потому удовлетворились краткой выжимкой, что чин и
орден получены «за ряд работ по военно-инженерной линии». Конечно,
формула награждения озвучивалась на открытом приёме, и свидетелей
тому много, но в масштабах Империи пусть даже две сотни
присутствовавших, это уже не то количество, чтобы всерьёз
воспринимать возможность того, что один из них окажется вхож в нашу
лабораторию. Точнее даже, что здесь окажутся сразу двое – я ведь
тоже из числа тех примерно двух сотен! Да и если что – скажу, что
просто не хотел хвастаться, тем более, что это правда.
Приехав домой я с порога заявил,
бросая стопку журналов на диван в гостиной:
– Дорогие мои, у нас назревают
большие проблемы!
[1] В нашем
мире к 1917 году всех полковников во всех родах войск уравняли в
шестом классе, но у меня некоторые отклонения, отсылающие в том
числе к предыдущей редакции Табели и «Новой гвардии».