– Хммм, какие у тебя оказывается таланты! – усмехнулся капитан. – Не знал бы наверняка, что изначально тобой двигали эгоизм и пофигизм в отношении девушек, сейчас бы восхищался твоим благородством!
Николас закатил глаза и насмешливо поинтересовался.
– Это был намёк на то, что я должен сказать тебе спасибо?
– От тебя дождёшься! – фыркнул Мариус. – Скорее, это я должен сказать тебе спасибо за то, что ты ко мне прислушался, а не в карцер отправил.
Высокий лорд закатил глаза и, ни словом не соврав, проворчал притворно обиженным голосом.
– Даже и в мыслях не было ни про какой карцер, поэтому не наговаривай! И вообще, хватит разговаривать. Давай вестников рассылать, – резко посерьезневшим голосом, предложил он и напомнил: – Бал уже через четыре часа. А женихам ещё…
Требовательный стук в дверь заставил его прерваться.
– Войдите, – разрешил Николас, искренне надеясь, что кто бы ни стоял за дверью, он пришёл не новыми дурными новостями.
Надежда эта, однако, не прожила и секунды. Ибо как только Николас увидел выражение лица Илберта Смартиса, он понял, что на всех десятерых отобранных им лордов – невест уже не хватит.
– Кто? – одними губами прошептал он.
Дознаватель тяжело вздохнул. Настолько тяжело, что Николас даже удивился. Не то, чтобы он считал Илберта Смартиса совсем бесчувственным, просто считал, что кто-кто, а уж он после стольких лет в отделе специальных расследований просто не может оставаться мягкосердечным и чувствительным.
– Оливия Стрижевская… – покачав головой, с явной горечью в голосе ответил главный дознаватель и с новым вздохом сел в кресло для посетителей.
– Оливия Стрижевская, – повторил Николас, пытаясь вспомнить, почему ему это имя кажется очень знакомым.
Кивнув, он взял в руки папку, содержимое которой он так и не удосужился просмотреть. Раскрыл её и принялся листать. Обнаружив, наконец, то, что искал, он изъял из неё фотографию хрупкой шатенки с огромными доверчиво распахнутыми голубыми глазами… и вспомнил.
Он снова кивнул, испытывая одновременно сочувствие к дознавателю, который, наверняка, чувствует себя виноватым и лёгкое чувство стыда за себя.
«Мариус прав, – думал он, – я – таки законченный эгоист. Оливия прибыла сюда по моему приглашению, а мне настолько было на неё плевать, что, даже увидевшись с ней и поговорив, я всё равно не запомнил её имя».