- Я не нарушу никаким колдовством спокойствие этих мест. – Мейнард выговорил это равнодушно и отвернулся от Сайфа. Пусть думает, что хочет.
Альвдис не хотелось отпускать своего подопечного – она и не знала, почему. Халлотта предложила вначале, что теперь она займется выздоравливающим, однако Альвдис воспротивилась.
- Я его почти вылечила, дай мне довести дело до конца и увидеть, как он встанет на ноги, - попросила она наставницу. Халлотта отступила, полагая, что в таком решении девушки есть нечто полезное – и для нее самой, и для лекарского дарования, все еще растущего, обретающего форму и силу.
Чего не предполагала старая лекарка, так это того, что Альвдис не просто варит Мейнарду питье с лекарственными травами и нашептывает над ним. Конечно, девушка не все время проводила в маленьком домике, который вскорости опустеет, а потом достанется какой-нибудь паре молодоженов. В поселении всегда находилось, чем заняться, и большую часть дня Альвдис проводила в большом доме и его окрестностях, а за Мейнардом приглядывали подростки. Но утром и вечером Альвдис приходила к нему туда, проверяла, как затягиваются раны, составляла отвар и – говорила с чужаком.
Такие разговоры не воспрещались, просто с рабами редко кто беседовал, особенно мужчины, лишь отдававшие приказы. Женщины общались чаще, а кое-кто из подневольных жителей Флаама успел завоевать искреннее расположение местных, например, Сайф. Многие рабы жили здесь уже с десяток лет, сделавшись если не полноправными жителями, то – своими.
Мейнард, несмотря на то, что когда-то, по всей видимости, был воином (хотя сам он этого не сказал, уверяя, что провел долгие годы в обители), не обнаружил ни озлобления, ни подозрительного спокойствия, предшествующего бунту, когда уяснил свое новое положение. Он смирился и расспрашивал Альвдис, попросив ее рассказать о поселении, о людях, живущих здесь, и запоминая новые слова. Она говорила с Мейнардом, чувствуя при том спокойное удовольствие – может, оттого, что спасла эту жизнь, сияющую, будто огонек в глиняной плошке. Альвдис и раньше удавалось выхаживать больных, ее благодарили, и она сама ощущала, что делает нечто важное, однако ни разу не было у нее такого чувства, будто она пронесла в ладонях сквозь огонь драгоценную воду, не расплескав ни капли.