— Ты скоро
вернешься?
— Неизвестно. Ты куда-нибудь
собираешься?
— К Женьке
на Селигер.
— Меня это
несказанно радует, — голос отца потеплел на несколько
градусов.
— Меня
тоже, бабушка Жени будет рада меня увидеть. И пап…
—
Да?
Отец всегда
говорил с ней ровным голосом, в котором было сложно уловить
какие-либо эмоции, но иногда у Артемии это получалось.
— Я
соскучилась по тебе. Мы не виделись больше полугода…
— Знаю,
работа. Ты сама понимаешь, что с должностью посла выбирать не
приходится, где ты окажешься завтра: в Англии или во Вьетнаме, — он
тяжело вздохнул. – Напой мне что-нибудь из своих последних
песен.
Всегда,
когда он начинал тосковать по ней, отец просил спеть для него. Ее
голос очень напоминал ему голос мамы, и Арти спела, а когда
закончила, отец прошептал:
— Спасибо.
Будь осторожна.
— Пап?! —
на миг ей захотелось спросить у него о самой себе, своем даре,
демонах — обо всем, чего она не знает, и отец утаивал от нее, но не
решилась. «У него была причина молчать — враг, погубивший маму
и охотящийся за мной».
— Ничего, я
люблю тебя, — связь прервалась, а Артемия еще долго смотрела на
экран телефона, в надежде услышать в ответ: «Я тоже», — но Азазель
давно не говорил ей ничего подобного. Смерть матери отдалила их
друг от друга, и если Артемия так нуждалась в отце, его защите,
крепких объятьях, во фразе: «Все будет хорошо, я с тобой», — то он,
видимо, нет. Отложив телефон в сторону и гладя кота, она
пробормотала:
— Ну
и ладно, поеду к Женьке, там его бабуля с мамой вмиг поднимут мне
настроение. У них дома всегда так хорошо.
—
«Женя…», — ей вспомнилось, как спокойно было с другом, и
отчего-то на глаза навернулись слезы. Скользнув по стене на пол,
Арти еще долго плакала, чувствуя себя маленькой одинокой девочкой
без мамы и папы.
До вечера
она старалась отвлечься от грустных мыслей уборкой. Клаус сбежал на
балкон подальше от шума ненавистного пылесоса, а затем цокал
коготками по влажному полу. За мытьем окон и протиранием пыли
Артемия не заметила, как быстро пробежало время. Закончив с делами
и быстро приняв душ, она подхватила пакет с сувенирами и
отправилась к Вере Ильиничне на чай.
Соседка
открыла ей дверь и обняла, целуя в щеку:
— Ах, милая
моя, что-то совсем ты в этой своей загранице отощала. Вон,
бледнющая какая, прямо моль, а не девка. Что ж там за отдых такой
был, что ты будто и не отдыхала вовсе? — причитала она, проведя ее
в уютную небольшую кухоньку в золотистых тонах. Напротив балкона
стоял круглый столик, откуда потявкивала мелкая собачонка —
йоркширский терьер по кличке Бонита. С Клаусом они дружили: обычно
кот смотрел на это маленькое чудо с бантиком со свойственным ему
равнодушием, вальяжно развалившись поблизости.