Сбежать не удалось, чем смыть позор – не ведает, спасите‑помогите, батюшка сыскной воевода, отпустите в Лукошкино на задание. Лучше в страшно опасное, дабы хоть сгинуть с честью! Ну и так далее, вольным текстом, с прежними перепевами, подвыванием и шмыганьем носом…
– Нет, Мить, никуда я тебя не отпущу. Во‑первых, ты сам в отпуск просился, во‑вторых, царь не так поймёт и отправит догуливать вольные деньки куда‑нибудь за Уральский хребет, а в‑третьих, похоже, у нас и здесь некое таинственное дельце образовалось. Без твоего участия – нам ну никак…
– Никита Иванович, отец родной, счастье‑то какое! Когда заарестовывать будем?
– Не знаю.
– Ништо, потерпим, а кого?
– Тоже не знаю.
– Несолнечно, да что ж делать… ну хоть за что?
– Понятия не имею, – честно улыбнулся я, с наслаждением вдыхая пряный речной воздух. За разговорами время летит незаметно, мы пришли.
То же солнышко, тот же песчаный пляж, та же речная свежесть, то же небо с облаками… На этом сходство исчерпывалось, вплоть до «лучше бы не приходили». Дело в том, что вдоль бережка, словно зрители в амфитеатре, расселось, видимо, полдеревни, и коварная дочь кузнеца удерживала за рога ту самую корову… Как вы думаете: и чего они все тут забыли?
– Здравствуйте, граждане, – как можно бодрее начал я.
– Здорово… здрасте… коль не шутишь, – нестройно отозвались местные, не покидая занятых мест.
– Мить, – настороженно прошипел я, не поворачивая головы. – А какого лешего они все здесь, собственно, собрались?
Мой младший сотрудник пообщался кое с кем полушёпотом и, вернувшись, доложил:
– Смотреть будут.
– Чего?
– Ну, как вы купаться изволите. Дескать, Манька в прошлый раз повсюду рассказывала, будто энто веселье незабываемое…
– Скажи им, что стриптиза не будет! – всё ещё как‑то сдерживаясь, зарычал я.
– А почему?
– Музыки соответствующей нет!
– А ежели кого насчёт балалайки попросить? – продолжал докапываться этот идиот, потом посмотрел мне в глаза и всё понял.
Народ, ожидающий планового зрелища, начал потихоньку намекать…
– Когда ж начнут‑то? У меня тесто в избе брошенное…
– А вот как участковый одёжку верхнюю сымет, так дочерь кузнецова корову и спустит. Ух, она у ей, говорят, дюже на милицейское исподнее злобная‑а…
Вот и говорите мне потом, что народ и милиция едины! Господи боже, как же я скучаю по родному Лукошкину, по еремеевцам, по царю, даже по дьяку, чтоб его…